— Сейчас не сделали! — презрительно бросила рыжая фурия. — Благодарю покорно!

— Монна Изабелла, вы наш ангел-хранитель, — певец, здорово струхнувший, но не потерявший бодрости духа, сделал неуверенную попытку обратить все в шутку. — Только, если мне будет позволено заметить, для ангела и благовоспитанной девицы вы слишком много кричите…

— С тобой я сейчас разберусь, — многозначительно пообещала сердитая особа в зеленом, и, обернувшись к остальной компании, грозно добавила: — За постой расплатились? Тогда чтоб духу вашего здесь не было! Марш на конюшню!

Ответом стало шуршание соломы под ногами выбегающих во двор людей. Оставшийся без дружеской поддержки Франческо скорбно вздохнул в предчувствии выволочки и взял на струнах виолы долгий тоскливый аккорд.

Слегка ошарашенный зрелищем нравов и порядков торгового сословия, Гай недовольно скривился. Девчонка позволяла себе слишком много. Или, может, среди простолюдинов такие манеры считаются вполне приемлемыми?

Юная дама, оглянувшись и только теперь заметив в зале посторонних, быстро и несколько потише заговорила по-итальянски. В голосе отвечавшего ей Франческо отчетливо зазвучали оправдывающиеся нотки, вскоре сменившиеся просительными. Из тех немногих слов, что удавалось распознать сэру Гисборну, становилось ясно, что речь идет о растраченных деньгах и позоре, который непременно обрушится на мэтра Барди и на семейство молодого человека из-за его непрекращающихся выходок.

— Смотри-ка, настоящая баохан ши,[4]— вполголоса сказал до того молчаливо созерцавший происходящее Мак-Лауд. — Я думал, их уже не осталось.

— Кто-кто? — насторожился Гай. — Опять какая-нибудь языческая гадость?

— Баохан ши, — с подозрительной готовностью повторил шотландец, не сказав ровным счетом ничего о смысле названия. — Язычество тут вовсе не при чем. Вон она, вполне живая. Попадешься такой темным вечером — душу вытянет и горло перегрызет. Плоска, как доска, в глазах смертная тоска…

— Дугал, она все-таки дама, — укоризненно сказал Гисборн, в душе сразу и безоговорочно соглашаясь с мнением компаньона.

— Знаю я таких дам! — с пренебрежением отмахнулся Мак-Лауд. — В голове ветер свистит, а туда же, обязательно лезет распоряжаться. Любого растопчет, и как звать, не спросит. Сейчас ведь заест парня…

— Не вмешивайся, — чуть громче, чем требовалось, произнес Гай. — Это не наше дело. Сами разберутся.

— Сами так сами, — уже приподнявшийся со скамьи Дугал с недовольным ворчанием сел обратно.

Девица, сочтя, что Франческо в достаточной мере проникся глубиной своих прегрешений, наконец смилостивилась и отошла к лестнице, чтобы раздраженно крикнуть наверх:

— Марджори! Сколько можно возиться?

— Иду, госпожа, — на верхних ступеньках показалась служанка, тщетно пытавшаяся удержать несколько объемистых кофров и туго набитых мешков. — Бегу, не беспокойтесь!

Девушка, прислуживавшая мистрисс Изабелле, внешне слегка походила на хозяйку — тоже рыжеволосая и тоже в зеленом платье, однако смотрелась куда миловиднее. Отчаянно торопясь, она, разумеется, споткнулась и уронила часть своей многочисленной поклажи, рассыпав ее по лестнице.

— Я подожду снаружи, — в голосе сварливой девицы прозвучало бесконечное смирение человека, обреченного провести жизнь среди тех, кто с детства страдает неуклюжестью и дырявыми руками. Она повернулась и в самом деле направилась к выходу из гостиницы, но, проходя мимо английских рыцарей, одарила их вместе с коротким поклоном столь уничижительным взглядом, что Гай невольно поежился. Мистрисс Изабелла, похоже, отлично расслышала все нелестные высказывания в свой адрес, но не осмелилась затеять ссору с благородными господами.

Когда она скрылась за дверью, все облегченно перевели дух. Франческо торопливо уложил свою виолу в громоздкий деревянный чехол, обтянутый кожей, и вместе с Марджори принялся собирать разлетевшиеся по полу и по лестнице вещи. Сложив все в общую кучу, они быстро распределили, что кому нести, и поспешили во двор. Франческо, однако, на миг задержался, настороженно покосился на невольных свидетелей перебранки и сдержанно-вежливым тоном вымолвил:

— Извините нас, господа. Монна Изабелла склонна иногда слишком горячо выражать свое недовольство…

Смутившись и не договорив, он быстро пересек общую залу постоялого двора и исчез.

— Его отругали — он еще и извиняется! — не то удивился, не то возмутился Мак-Лауд.

— Достойный поступок воспитанного человека, — одобрил Гай. — Почему хозяин обоза или родственники до сих пор не сделали этой крайне вздорной особе внушение и не растолковали, что ее поведение в высшей степени неприлично?

— Связываться не хотят, наверное, — предположил Дугал. — Ладно, у них своя дорога, у нас своя. Пошли на пристань? Она недалеко, рукой подать.

— Нет, — остановил попутчика сэр Гисборн. — Сначала нужно завершить одно дело, а уже потом отправляться искать корабль.

— Какое дело? — Мак-Лауд насторожился, предвкушая новую интересную сплетню.

Гай в несчетный раз пожалел о том, что Господь в мудрости своей не пожелал наградить лошадей чуть большим количеством ума, мимолетно посочувствовал самому себе и принялся рассказывать.

Тур, Аквитания.

16 сентября 1189 года, день.

Вопреки мрачным ожиданиям Гая, Дугал вполне серьезно отнесся к его обещанию, данному святому отцу, и даже заявил, что сам хотел предложить сходить взглянуть на собор — мол, ему не раз доводилось слышать восторженные речи о красоте и величественности этого сооружения. А река (точнее, реки), пристани и корабли за утро никуда не денутся.

Говорливые подчиненные мэтра Барди, вставшие, похоже, с первыми лучами солнца, если не раньше, их многочисленные лошади и три фургона, громыхавших огромными колесами по камням, заполнили весь обширный двор гостиницы. Гай только сейчас узнал ее название — «Золотой кочет». Для наглядности рядом с ярко размалеванной вывеской болтался вырезанный из медного листа петушок с разинутым клювом и встопорщенным хвостом.

— Гайс — дело серьезное, — повторил Мак-Лауд, и, не дожидаясь расспросов Гая о непонятном слове, пояснил: — Гайс — это клятва или зарок, которые непременно надо выполнить, не то лишишься удачи вместе с головой. Такую клятву чаще дают самому себе, иногда другу или родичам, случается, что гайс накладывается на кого-нибудь, как плата за услугу или в наказание… Смотри, Злюка пытается испортить настроение мэтру Барди.