Миллс и прочие разразились аплодисментами. Развернувшись «налево-кругом», Паккард направился в дальний угол ангара. Прежде чем полковник скрылся за дверью выгороженного в углу небольшого кабинета, Миллс успел заметить, как улыбка разом исчезла с его лица.

Шум и лязг снаружи вновь сделались громче. Казалось, Миллсу никогда не привыкнуть к этому: каждый удар или визг пилы словно ломал частичку его самого. Казалось, в утиль отправляют историю его собственной жизни. «Ну и ладно. Кое-что лучше оставить позади», – в который уж раз сказал он самому себе в надежде, что вскоре и вправду поверит в это.

Боковая дверь снова распахнулась, и в ангар, точно в поисках, чего бы такого еще разобрать на части, заглянули двое из разборочной бригады.

– Эй, ребята! – крикнул Миллс. – Не видите – у нас тут совещание!

Демонтажники быстро убрались прочь, закрыв за собой дверь. Миллз покосился в дальний угол ангара. Дверь в полковничий кабинет была затворена. Тогда он вновь повернулся к товарищам, и прерванная гулянка пошла своим чередом.

* * *

Паккард опустился в кресло, закинул ноги на стол и устремил взгляд вперед – сам не зная, куда. Раньше стены его кабинета были увешаны картами, пестревшими красными и синими булавками, клейкой лентой и метками маркеров, обозначавшими зоны высадки десанта и цели атак. Он досконально знал все эти места, хотя далеко не всегда летал над ними лично. Он внимательно изучал эти карты с Чепменом и лучшими из своих пилотов, стараясь учесть все хитрости изображенной на них земли, прежде чем отправлять своих «Небесных Дьяволов» в бой. Он неизменно считал, что для заданий, предстоящих его людям, исключительно важна любая информация, и потому частенько – вопреки сложившимся традициям – отправлялся на задание вместе со всеми. Некоторые полагали, будто командовать – значит отдавать приказы, сидя в безопасном месте, но Паккард никогда не послал бы своих людей делать то, чего не сделал бы сам. Он знал, что подчиненные это ценят, но дело, скорее, было не в них, а в нем самом: это внушало ощущение собственной силы.

Теперь вокруг были только голые доски, и лишь крохотные клочки бумаги под оставшимися в них кнопками напоминали о былом. Кабинет был немым свидетелем бессчетного множества разработанных в нем планов и запланированных смертей. Под его стенами навсегда было погребено эхо таких совещаний и переговоров, каких полковнику, скорее всего, не вести больше никогда. И любой на его месте был бы только рад.

Подавляющему большинству сослуживцев нечего было терять здесь: дома их ожидало неизмеримо большее…

Разоренный кабинет нагонял тоску. Если на свете и существуют призраки, они наверняка обитают именно в таких местах. Когда-то эти стены служили колыбелью планов войны – планов насилия, страха и смерти. Теперь же полковнику оставалось только сидеть за пустым столом, бессмысленно пялясь на голые доски.

– Сэр?

При звуке голоса Чепмена Паккард вздрогнул от неожиданности. Он очень не любил, когда его заставали врасплох, но сейчас, кроме себя самого, винить было некого. Майор стоял на пороге, не отпуская ручку отворенной двери.

– Это вы, Чепмен, – сказал Паккард.

– Вам что-нибудь нужно, сэр?

– Чепмен, что вы собираетесь делать дальше?

Майор озадаченно нахмурил брови. Войдя в кабинет, он прикрыл за собой дверь, заглушив шум веселой пирушки в ангаре. Возможно, от него не укрылась тень бессилия в выражении лице командира, и он не хотел, чтобы ее заметили подчиненные.

– Н-не понял, сэр.

– Вот вы вернетесь домой. И каковы ваши планы?

– У меня все на мази с «Истерн Эрлайнс»[15]. Грейс с Билли уже перебрались в Атланту. Ждут меня, готовятся…

Чепмен улыбнулся. Он был доволен своим будущим. Но сумрачное настроение Паккарда тут же стерло улыбку с его лица.

– А как насчет вас, сэр?

– Не знаю… – ответил Паккард – заметно тише, чем намеревался.

– Домой, а там видно будет? – спросил Чепмен, переминаясь с ноги на ногу.

Он явно был смущен и чувствовал себя неловко, и Паккард понимал, отчего. Никто из его людей не знал о нем ничего. Он был для них загадкой, и ему это нравилось. Его солдаты даже делали ставки, споря, взаправду ли он женат или носит обручальное кольцо только для виду.

– Посмотрите вокруг, – заговорил Паккард, игнорируя вопрос и указывая на стены кабинета. – Когда эти стены были увешаны картами, я иногда чувствовал себя вроде короля, повелителя всех окрестных земель. Вытянув руки в стороны, мог коснуться мест, отстоящих на сотни миль друг от друга. А бывало, в неудачные дни… вы понимаете, о чем я… в те дни, когда кто-то из наших возвращался на базу в пластиковом мешке или вообще не возвращался, я, бывало, чувствовал себя самим дьяволом. Так вот, домой… Пожалуй, я не знаю, где мой настоящий дом.

Чепмен промолчал, не найдя ответа.

– Черт побери, простите, – сказал Паккард. – Идите. Отдыхайте.

– Сэр, вы уверены, что с вами все в порядке? – уже по-товарищески спросил Чепмен.

Паккард с улыбкой махнул в сторону двери:

– Иди уж.

Майор развернулся и вышел. Стоило ему закрыть за собой дверь, улыбка Паккарда угасла.

«Все ли со мной в порядке?» – подумал он. На этот вопрос у него не было настоящего ответа. Там, в Штатах, его не ждал никто. А скоро и здесь не останется никого, кто привык доверять ему и полагаться на него. Что ждет его впереди? Кабинетная работа до самой пенсии – в лучшем случае. А могут и определить в козлы отпущения и отдать на съедение волкам. После такого позорного завершения войны головы полетят градом, в этом он не сомневался ни минуты. Он был достаточно стар, чтобы помнить всеобщее ликование, с каким встречали солдат, вернувшихся с победой со Второй мировой, и достаточно мудр, чтобы понимать: на этот раз встреча будет совсем иной.

Может, тем, кто вернулся домой в ящиках, еще крупно повезло? А самыми везучими окажутся те, кому хватит ума вообще не возвращаться?

Паккард закрыл глаза и прислушался к голосам своих солдат, доносившимся снаружи. Ему всегда было достаточно своего собственного общества, но теперь вдруг сделалось одиноко, как никогда прежде.

Пожалуй, лучшее, что он мог сделать, – это пойти и посмотреть, что может ждать его там, впереди.

* * *

Снаружи стемнело. Лил дождь. Закинув на плечо вещмешок, Паккард побрел через территорию базы к воротам. Что там, за воротами – он и представления не имел, но, в отличие от большинства, ничуть не боялся неизвестности. Он знал одно: ему нужно вновь найти цель и смысл жизни, а здесь, на базе, больше не было ни того ни другого. Только сердце обливалось кровью при виде списанных вертолетов, отправляемых в утиль.