– Комиссар Симон Кефас?

Элиас посмотрел вверх. Женщина, которая произнесла эти слова, выглядела так, как, наверное, иностранцы представляют себе типичную скандинавку. Он подумал, что сама она считает себя игроком высшей лиги и именно поэтому стоит сейчас в своих туфлях без каблуков, слегка склонившись вперед.

– Нет. А вы кто?

– Кари Адель. – Она вытянула в его сторону удостоверение, висящее у нее на шее. – Я новый сотрудник отдела по расследованию убийств. Мне сказали, что я найду комиссара здесь.

– Добро пожаловать. А зачем вам Симон?

– Он должен меня обучить.

– Тогда вам повезло, – произнес Элиас и указал на маленькую фигурку мужчины, идущего вдоль берега. – Вон ваш человек.

– Что он там ищет?

– Следы.

– Но они ведь должны были остаться вверх по течению от трупа, а не вниз?

– Да, и он исходит из того, что там мы уже все осмотрели.

– Другие криминалисты говорят, что это похоже на самоубийство.

– Да, я совершил ошибку и хотел поспорить с ним на пиво, что так и есть.

– Ошибку?

– У него зависимость, – объяснил Элиас. – Была зависимость. – И добавил, когда тщательно выщипанная бровь женщины поползла вверх: – Это не секрет. Это надо знать, если вы собираетесь работать вместе.

– Никто не говорил, что мне предстоит работать с алкоголиком.

– Не с алкоголиком, – поправил ее Элиас. – С игроманом.

Она заправила светлую прядь волос за ухо и зажмурила на солнце один глаз.

– Что за игры?

– Насколько мне известно, любые, в которые можно проиграть деньги. Но если вы – его новый напарник, то вам представится возможность самой его об этом расспросить. Где работали раньше?

– В отделе наркотиков.

– Ну, тогда река вам знакома.

– Да. – Она, сощурившись, посмотрела вверх по течению от трупа. – Конечно, возможно, что это наркоманское убийство, но не потому, что оно произошло здесь. Тяжелыми наркотиками не торгуют так далеко вверх по течению, их продают у площади Скаус и моста Нюбруа. Из-за травки обычно не убивают.

– Да уж, – сказал Элиас и кивнул в сторону лодки. – Они его сняли, так что если у него есть при себе документы, мы скоро узнаем, кто…

– Я знаю, кто он, – произнесла Кари Адель. – Тюремный священник. Пер Воллан.

Элиас испытующе посмотрел на нее. Скоро она перестанет носить официальный офисный костюм, который, скорее всего, видела на женщинах-следователях в американских киносериалах. А в остальном в ней что-то было. Может, она из тех, кто задержится на этой должности. А может даже, она одна из тех, кто встречается крайне редко. Но так он раньше думал и о других, и где они теперь?

Комната для допросов была выкрашена светлой краской и обставлена мебелью из сосны. Красная занавеска закрывала окно, выходившее на контрольное помещение. Полицейскому Хенрику Вестаду из полицейского участка Бускеруда комната показалась уютной. Он уже приезжал в Осло из Драммена и бывал именно в этой комнате. Они допрашивали детей по делу о домогательствах, вот и оказались здесь. Теперь речь шла об убийстве. Вестад внимательно посмотрел на мужчину с длинной бородой и волосами, сидевшего на стуле с другой стороны стола. Сонни Лофтхус. Он казался моложе возраста, указанного в документах. Он выглядел трезвым, зрачки его были нормального размера. Но так обычно выглядят люди, у которых хорошая переносимость наркотиков. Вестад кашлянул:

– И ты плотно привязал ее, воспользовался обыкновенной ножовкой и ушел?

– Да, – ответил мужчина.

Он отказался от адвоката, но отвечал на вопросы преимущественно односложно. В конце концов Вестад стал задавать ему вопросы, требовавшие ответов «да» или «нет». И это, в общем, работало. Очевидно, работало: черт возьми, у них было признание. И все-таки… Вестад посмотрел на лежащие перед ним фотографии: верхняя часть черепа и мозга была частично отрезана и свисала набок, держась на коже. Глядя на это фото, Вестад подумал о вареном яйце с отрезанной верхушкой. На изображении был виден рисунок коры мозга. Вестад уже давно отверг идею о том, что, глядя на человека, можно понять, на какие ужасные поступки он способен. Но этот мужчина, от него… от него не веяло тем холодом, агрессией или, прямо говоря, идиотизмом, которыми веяло от других хладнокровных убийц.

Вестад откинулся на стуле:

– Почему ты признаешься?

Мужчина пожал плечами:

– ДНК на месте преступления.

– Откуда ты знаешь, что она там есть?

Мужчина поднял руку к длинным густым волосам, которые тюремное начальство теоретически должно было приказать остричь из гигиенических соображений.

– У меня выпадают волосы. Это побочный эффект от многолетнего приема наркотиков. Теперь я могу идти?

Вестад вздохнул. Признание. Улики на месте преступления. Почему же он сомневается?

Он склонился к микрофону, стоявшему посередине между ними:

– Допрос подозреваемого Сонни Лофтхуса завершен в тринадцать ноль четыре.

Он увидел, как погасла красная лампочка, и понял, что техник отключил диктофон. Вестад поднялся и открыл дверь надзирателям, которые защелкнули наручники и повели заключенного обратно в Гостюрьму.

– Что думаешь? – спросил техник, когда Вестад вошел в контрольное помещение.

– Думаю? – Вестад надел куртку и резким нетерпеливым движением застегнул молнию. – Он оставляет мало места для размышлений.

– Я о первом сегодняшнем допросе.

Вестад пожал плечами. Подруга жертвы. Она показала, что жертва рассказывала ей, будто ее муж, Ингве Морсанд, обвинял ее в неверности и угрожал убить. Эва Морсанд боялась. Боялась в том числе и потому, что у мужа были причины для подозрений: она встретила другого мужчину и собиралась уйти от него. Более классический мотив для убийства найти трудно. А что за мотив у парня? Женщину не насиловали, из дома ничего не пропало. Ну да, шкафчик с лекарствами в ванной был взломан, и, по словам мужа, пропало снотворное. Но зачем человеку, который, судя по следам от уколов на руках, имеет постоянный доступ к тяжелым наркотикам, беспокоиться о каких-то слабеньких снотворных?

Следующий вопрос возник немедленно: зачем следователю, получившему признание, беспокоиться о таких мелочах?

Йоханнес Халден махал метлой по полу между камерами в отделении «А» и тут увидел, что по коридору идут два надзирателя, а между ними – Сонни. Парень улыбался, и если бы не наручники на руках, можно было бы сказать, что он идет с двумя дружками на какое-то приятное мероприятие.