Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Россия, только что победоносно закончившая войну со Швецией, была великодушна. Филиппа соглашались амнистировать, разрешали ему вернуться. Но вот о том, чтобы признать его гетманом и вернуть конфискованные после измены имения не могло быть и речи. А без этого Орлик не хотел идти на примирение.
Однако и сколотить европейскую коалицию самозванец не мог. Под разными предлогами высокопоставленные чиновники уклонялись от встречи с ним. Денег тоже не давали, а «заработанное» в Швеции быстро заканчивалось. Орлик не был бы Орликом, если бы не попытался получить от шведов средства еще раз. Не лично, а через жену и от ее имени обратился он с просьбой о вспомоществовании. Но шведское правительство вежливо ответило, что все расчеты с семейством Орликов закончены. Сбережений же больше не оставалось.
Оказавшись на грани нищеты, Филипп решается по новой обратится к султану. Сделал он это напрасно. В Турции еще не забыли «многовекторного» политика. Уже в приграничной турецкой крепости Хотин местный комендант отказался его принять и через подчиненных передал, чтобы «гетман» убирался туда, откуда пришел. Филипп заявил, что имеет письмо от шведского короля к султану. Такому аргументу комендант не мог ничего противопоставить (это, пожалуй, единственный случай, когда полученные в Швеции бумаги Орлику пригодились).
Письмо отобрали и отправили по назначению. А самозванца поселили в городе до получения о нем султанского повеления. Для Филиппа началась полоса унижений.
Содержание ему назначили мизерное. Жить приходилось впроголодь. Комендант по-прежнему отказывался его видеть. С почти не скрываемой завистью описывает Орлик в своем путевом дневнике, как торжественно принимали в Хотине какого-то гусарского поручика, везшего в Константинополь письма польского короля. С пушечным салютом, музыкой. А его, «гетмана», не удостаивали внимания. «Не так должны благодарить за мои услуги Оттоманской Порте» (Портой называлось турецкое правительство) – писал Филипп коменданту, а тот бесцеремонно отвечал, что не может его принять, так как занят более важными делами.
Таким образом прошло почти два месяца. Наконец, из столицы пришло разрешение проехать вглубь государства, но… Повезли Орлика не в Константинополь, а в македонский город Сереза.
Это была настоящая «дыра» с нездоровым климатом. Зажиточные обитатели города на летние месяцы уезжали в горы, спасаясь от жары. А Филиппа привезли как раз летом. Поселили его в доме, стены которого оказались покрыты плесенью. Когда он стал жаловаться, сопровождающий турецкий чиновник заявил, что отведенное для него здание – лучшее в городе, остальные – еще хуже.
Денег на проживание снова выделили мало. К тому же их выплату постоянно задерживали. Турки не скрывали своего презрения к «гетману». Он писал письма в Константинополь (визирю), в Крым (хану), в Швецию, в Запорожье с просьбой помочь ему выбраться отсюда. Ответы не приходили. Ко всему прочему юного сына Орлика, которого тот взял с собой в Турцию (остальная семья осталась в Европе), стал домогаться какой-то педерастянычар, а местные власти отказали приезжим в защите.
Неизвестно, чем бы все закончилось, но наступило некоторое облегчение участи. Через своего секретаря-француза Филиппу удалось достучаться до сердец французских дипломатов и те выхлопотали у турок разрешение на переезд «гетмана» в Салоники.
Здесь он пробыл 12 лет, называя тамошнее житье пленом. Впрочем, сложа руки Орлик не сидел. Вновь он составляет планы антироссийской коалиции. Вновь приглашает на Украину иностранные войска. Обещает устроить там «революцию», если только его освободят. Уверяет, что запорожские казаки только и ждут его сигнала, чтобы выступить против России, что все население Украины готово под его руководством восстать против «московского ярма». Все это не соответствовало действительности. Разоблачение лжи грозило окончательным подрывом репутации, но «гетман» не мог остановиться.
В одном из писем, направленном во Францию, Филипп сообщал, что имеет в своем распоряжении 60-тысячную казацкую армию. Ему не ответили. Расценив молчание адресата по-своему, Орлик в следующем письме пишет уже о ста тысячах верных ему казаков. И так далее.
Момент истины настал в 1733 году. В Европе началась война за «польское наследство» (возможность посадить в Варшаве своего ставленника). Франция противостояла России. И французы решили воспользоваться столь долго предлагаемыми услугами. Французская дипломатия устроила освобождение «гетмана». Его перевезли в Бессарабию, поближе к российской границе. Снабдили деньгами. Дали возможность вступить в контакт с запорожцами.
Тут-то и выяснилось, что никакого авторитета Филипп не имеет, что никто на Украине не помышляет об «освобождении от московского ярма», а запорожцы… выступили на стороне России. «Гетман» стал большим разочарованием и для французов, и для турок.
После случившего с Орликом не церемонились. Турецкие власти назначили его в свиту к бывшему трансильванскому князю Ракоци, находившемуся в Турции на положение политэмигранта. Филипп обиделся, так как считал себя, «гетмана», «вождя свободной нации», по рангу не ниже трансильванца. Но на его обиды и протесты внимания больше не обращали. Пришлось прислуживать трансильванскому изгнаннику…
В последний раз луч надежды блеснул перед Орликом в 1741 году. Вспыхнула новая русско-шведская война. Шведы необдуманно напали первыми, но быстро уяснили, что тягаться с Россией самостоятельно не могут. Тут и подвернулся им старший сын Филиппа Григорий, состоявший на французской службе.
По натуре он, видимо, был копией отца, а потому врал напропалую. Шведам Орлик-младший поведал, что в Турции живет в пренебрежении и бедности человек, способный устроить на юге России «революцию».
Вряд ли ему особо поверили. Наверняка, в Швеции помнили «гетмана» и знали ему цену. Но утопающий хватается за соломинку…
И теперь уже шведские дипломаты ходатайствуют перед турецким правительством за «вечного революционера». Филиппа опять перевозят ближе к российской границе. И с тем же результатом. Вынужденный в очередной раз демонстрировать собственную несостоятельность, самозванец подорвал здоровье. В мае 1742 года он умер покрытый позором и был похоронен в Молдавии. Могила его вскоре затерялась.
Из исторического небытия сию фигуру извлекли на Украине в наше время. И стали тянуть на пьедестал как национального героя. Недавно в центре Киева Орлику поставили памятник. Но это уже не история, не прошлое. Это наше настоящее. Печальное настоящее.
Родоначальник русских романистов Василий Нарежный
Имя Василия Трофимовича Нарежного вряд ли много скажет сегодня широкой публике. И в России, и на Украине он забыт основательно. Между тем, роль в истории отечественной литературы этот писатель сыграл значительную. Знаменитый литературный критик Виссарион Белинский справедливо называл Нарежного родоначальником русских романистов. Классик русской литературы Иван Гончаров