– Да. Именно это не позволяет мирам столкнуться, сдвинуться, повернуться. Они рядом, но… «за углом», так сказать. Были. Этот «угол» кто-то… или что-то… снёс. И миры сдвинулись, столкнулись, повернулись – как угодно. Знаете, что мне сейчас напоминает земля? Какой-либо орган в теле, пораженный раком – зоны и есть раковые клетки, что множатся и разрастаются на теле Земли. Ваш мир очень похож на ту землю, что знал я, где родился. Но лишь похож. И во времени вы, похоже, в нашем, или очень близком к нему, будущем.

– Почему вы так думаете?

– Я был у истоков процесса Сдвига. Одна из первых открывшихся зон – Долина Фениксов: дойдя до их храма, можно было исполнить желание. Одно. Заветное…

– Эта долина есть и в нашем Мире. Почему не отправитесь туда, не пожелаете, что бы нашлась ваша жена?

– Я там уже был, – криво улыбнулся Кирилл в ответ, – был. Много лет назад. Вместе с ней. Знаете, иногда мне кажется, что потерянное должно быть потерянным. И, если всё-таки ухитрился уберечь его в обход воле Судьбы – горько пожалеешь об этом… Я должен был потерять Альду. И целых три года скитался по Долине, ожидая её возвращения. Дождался, но лишь для того, что бы дом, в котором мы поселились, попал под открывающуюся зону. И вновь – жду и ищу. Из мира в мир…

– Простите… – растерянно прошептал, задетый за живое чужой болью, юноша, – я не знал… не хотел…

– Не за что. Всё нормально. Всё нормально, пока человек верит, ищет и ждёт. Значит, он ещё жив. Значит, я ещё жив, и когда-нибудь найду её. Рано или поздно, я побываю во всех зонах, где она может оказаться.

Замолчал. И над костром вновь сгустилась тишина, нарушаемая только тихим посвистом морозного ветра, обтекающего купол силового поля, раскинутого над площадкой. Иногда тихо поскрипывал транспорт, который так и не отпустил профессор, отключивший генератор, впавший в физический сон. Спал, напоминая то ли сказочного дракона, то ли огромную, доисторическую птицу, засунув голову под крыло и изредка встряхиваясь. Звёзды в сгустившейся темноте сияли неожиданно ярко и остро.

– Я не могу больше ждать, – вдруг вскочил Фёдор, – мне надо идти.

– Но ты обещал профессору.

– Он поймёт. Он и сам бы поступил так же.

– Сомневаюсь, но если вы так решили, то идёмте, провожу до прокола. Хотя, если…

– Что: если? Что вы хотели сказать?

Но странник лишь покачал головой, улыбнувшись:

– Я скажу это как-нибудь потом, если нам доведётся встретиться ещё раз.

Фёдору ничего не оставалось, как пожать плечами, и навьючить рюкзак. Тихо, стараясь не скрипеть мелкими камешками, чтобы не разбудить профессора, направился в сторону лестницы, ведущей к проколу. Юноше пришлось немного подождать Кирилла, замешкавшегося почему-то у костра.

Догнав его у самой границы силового поля, путешественник отключил генератор, чтобы можно было пройти, и на них обрушился ледяной горный ветер. Подсвечивая фонариками, поскольку было время новолуния, и светили им только звёзды, поднялись к оградке.

В свете двух мощных конусов света стал виден столб туманно-призрачного света, в котором, казалось, кружилась серая снежная метель. У людей, удивлённо наблюдающих это явление, появилось ощущение, словно в глаза попала солёная морская вода: столб, уходящий высоко в небо, размывался и плыл, но стоило отвести взгляд, как зрение нормализовалось.

– Насколько я знаю, это несколько ненормальное явление для этой зоны… – протянул Кирилл, в очередной раз пытаясь рассмотреть «явление». – Может, стоит немного отложить твою затею? Хотя бы до утра?

Не услышав ничего в ответ, перевёл луч фонаря на юношу: он стоял, полуприкрыв глаза, словно прислушиваясь к чему-то внутри себя.

– Нет, – спустя мгновение, ответил Фёдор, – откладывать нельзя.

И шагнул к столбу. Он предчувствовал неудачу, знал, что у него ничего не выйдет и в этот раз, но не мог не попытаться. Пусть был лишь один шанс из миллиона, что он сможет пройти – этого было достаточно. Этот странный столб, эта серая снежная метель – по ту сторону что-то происходило, что-то, связанное с его Суламифью, с его Мифой. И он должен был пройти к ней. Юноша чувствовал, чувствовал благодаря той тонкой, невидимой нити любви и сопричастия другой душе, что связала их воедино, сделала одним живым существом вместо двух, он знал, что той его половинке нужна помощь.

И вновь, как и тогда, воздух разъярённо зашипел, в этот раз разряды зазмеились внутри колоны, и стоило юноше приблизиться, как сразу несколько молний устремились к нему. Ударили, и стали вспышками боли в теле – но его лишь откинуло от колонны, сбило с ног. Сознания он не потерял, и поднялся с земли, шипя не хуже невидимого противника. Снежно-серая колонна была теперь видна только благодаря фонарю Кирилла, поскольку его собственный фонарик во время падения ускакал вниз по ступеням и погас. Но юношу это сейчас не волновало: не обращая внимания на что-то говорящего странника, Фёдор кинулся к проколу. И вновь был откинут. Встал, скинув лямки ставшего неимоверно тяжелым рюкзака, и попытался преодолеть упруго-скользкую плёнку столба, продавить руками, пока очередной разряд не швырнул на землю.

Юноша впал в какое-то неистовство: бросался на колону, почти не чувствуя тела, словно от него осталось одно голое, нематериальное сознание, в котором билась единственная мысль: я должен пройти! Но противник будто издевался – подпускал поближе и поражал точечным ударом, достаточным, чтобы откинуть, заставив чувствовать себя беспомощным и беззащитным, но недостаточным, что бы ввергнуть в милосердное забытьё.

Кирилл попытался силой оттащить обезумевшего от ярости и бессилия юношу, но был откинут и не смог устоять на ногах – в нетренированном, изнеженном цивилизацией теле проснулась сила берсерков, поражающих десятки врагов, прежде чем пасть на поле неравного боя.

Теперь ночь освещали только белые всполохи разрядов, поскольку странник тоже потерял фонарь. Поэтому, когда, после очередного разряда, Фёдор всё же не смог встать, Кириллу пришлось на ощупь искать его.

Мужчина, продвигавшийся вперёд на четвереньках, наткнулся на него возле самой лестницы, и в первый миг перепугался: показалось, что юноша мёртв, настолько холодной была кожа. Но скоро нащупал пульс: слабый, но ровный, спокойный, как у спящего. На ощупь же надел браслет меддиагностера, вложив в приёмный блок инъектора предусмотрительно захваченную ампулу кардиостимулятора.

Странник, повидавший за десять лет странствий много всего, предполагал подобное развитие событий, и старался подготовиться к ним. Одним из правил его неписаного кредо было оказание помощи тем, кто в ней нуждался. И неважно: просили об этом или же нет. Правда, пришлось задержаться из-за этого в мире, бывшем одновременно и таким родным, и чужим, отложить поиск самого дорогого человека на свете, но он давно уже не мог пройти равнодушно мимо чужой боли. А то, что этот мальчик, беспомощно обвисший у него на руках, испытывает сильнейшую боль и нуждается в помощи – это несомненно.