Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Надо его сейчас же выбросить!
– Я стараюсь ничего не выбрасывать – в хозяйстве все может пригодиться. И вообще, малыш, мое плечо устало тебя держать!
– Простите! – Чир перелетел на другое плечо девушки.
На втором этаже скрипнула дверь, и на лестничную площадку вышла крылатая женщина. Она удивленно и строго посмотрела на щегла.
– София, почему наш гость не в клетке?
– Он… госпожа фея, наш гость – поэт и композитор!
– Тем более! Ты уже забыла, что я тебе о них рассказывала?
– Нет, госпожа, но господин Чир такой маленький и добрый!
– Они все кажутся чудаковатыми и добрыми, однако для глупой крестьянской девушки нет никого опасней, чем странствующий трубадур! Если господин Чир не хочет в клетку, то, возможно, он предпочитает окаменеть? Он довольно пестрый, и статуэтка получится красивая, тебе даже не придется его подкрашивать, разве только края крыльев и, может быть, хвостик.
– Нет-нет, госпожа фея, разрешите мне принести клетку! Наш гость знает много веселых песенок!
– И грустных?
– О да! Он может петь очень жалобно и… и может печально молчать – все, что вы прикажете!
– Ну хорошо, София, неси клетку, но пошевеливайся – уже давно надо было уборку закончить!
* * *
– И в фонтан написаю!
– Еще полчаса ждем, и конец им, все!
Нахохлившийся Чир сидел на кухне в клетке, подвешенной к потолку.
– Миленький, не обижайся, – прошептала София. – Я самую большую клетку выбрала. Раньше в ней жила ворона Варя.
– Потом ей надоело в клетке каркать, и она улетела на волю?
– Да… можно так сказать. Я ее поставила на скамейку в саду, рядом с сорокой Степанидой.
– У меня раньше тоже клетка была. Конечно, не с позолоченной проволокой и не такая большая, но мне нравилась. Часто ее вспоминаю. Я там кушал, ну и спал иногда: по рассеянности я мог не обратить внимания, что Коля уже брюки на стул бросил и с закрытыми глазами зевает, – значит, сейчас свет выключит, а в темноте у меня не было шансов мою любимую гардину найти. Приходилось устраиваться на жердочке. Случалось, я в моем домике прятался, если Тимофей был настроен порезвиться, а мне хотелось побеседовать с музами.
– Вот видишь, малыш, тебе не привыкать жить за проволочкой. Будь умницей и слушайся госпожу фею. Если она начнет на меня ворчать, прячься сразу за поилкой и не высовывай клювик, пока я не скажу, что уже можно. Даже если ты услышишь, что госпожа фея из кухни ушла, все равно сиди тихо – она может вернуться, чтобы еще поворчать.
– Милое дитя, не требуйте от меня невозможного! Смогу ли я сидеть с закрытым клювом, когда ведьма будет вас терзать?!
– Она не ведьма, не совсем… Нет, она строгая, но очень хорошая, а я неблагодарная!
– Софи, нежная птичка, позвольте мне спросить: где ваши родители?
– Не знаю, мы с бабушкой собирали хворост, и вдруг пришли волки… Потом я, видно, долго где-то была, но ничего не помню. Когда я очнулась, бабушка держала меня за руку. Мы стояли в глубоком снегу. Было очень холодно. Я боялась, что мы замерзнем, и тут увидела вдали маленький дворец. Я закричала от радости и хотела сказать бабушке, что теперь мы спасены, однако ее уже нигде не было.
– Бабушка, случайно, не Григорьевна?
– Да… да! Миленький, что с ней?
– Григорьевне хорошо, вокруг нее ангелы и добрые люди. Вот только шибко она переживает, что внучку к этой разна-ряженной злыдне привела, но куда же зимой-то было идти?
В столовой комнате требовательно, раздраженно зазвенел колокольчик. София вздрогнула.
– Девочка, не бойся, я тебя в обиду не дам! – Чир, все еще нахохлившийся, воинственно расправил крылья. – Пытали орла мелки птицы: «Кто гнезда спасет от куницы?» И так он ответил на это: «Бесстрашное сердце поэта!»
Клетку София поставила на обеденный стол. Фея пила кофе, держа чашечку только большим и указательным пальцем, – казалось, что чашечка вот-вот упадет, но пальцы у феи, похоже, были сильными. София стояла в двух шагах от стола, сложив руки на фартуке и ожидая приказаний.
– Значит, как ты сказал, на заказ петь не будешь? – Фея удивленно покачала головой. – А семечки ты клевал и водичку из моего колодца попил.
– Господин Чир скушал только несколько семечек, – робко вмешалась София.
– Это не имеет значения, неблагодарность налицо! – Фея строго посмотрела на девушку, и та опустила голову.
– Семечки мне насыпала прекрасная София. Откуда я мог знать, что они ваши?
– Ну вот, я тебе рассказала. – Фея улыбнулась. – Интересно, решил ты после ужина начать голодовку или все-таки будешь петь?
– Отворите темницу – и не надо мне ваших семечек!
– Какой ты шустрый пташек! Но много тут уже таких побывало, и всех я успокоила: стоят или сидят не шелохнувшись. Софи, принеси-ка мою волшебную палочку.
– Госпожа фея, можно я для вас спою? Пожалуйста, позвольте господину Чиру до завтрака еще подумать!
– Не сомневаюсь, что утром к завтраку у нашего гостя будет другое настроение, но как мы забудем его непослушание и неблагодарность?
– Госпожа, я буду долго петь и рассказывать, и мы потихоньку забудем. Хотите послушать песню про море синее, или сказку про аленький цветочек, или историю о благородном лыцаре?
– Софи, твоя необразованность и глупость иногда просто невыносимы!
– Да, – сказал Чир, – я вижу здесь одну невыносимую женщину!
Фея побледнела и поставила чашечку на блюдце.
– Ах, господин Чир! – София торопливо подошла к клетке и погрозили щеглу пальчиком. – Зачем вы обижаете крольчиху Катю? Она сейчас хоть и каменная, но все слышит!
– Чив-чив… – растерянно ответил щегол.
– Ничего не знаю! Немедленно извинитесь перед Катей!
– Ну, это, я ведь…
– Ничего не знаю!
– Да что ты к нему привязалась! – неожиданно заступилась за щегла фея. – Не хочет он перед какой-то длинноухой крольчихой извиняться, и правильно делает!
– Я, в общем-то…
– Ладно, не извиняйтесь, – согласилась София, – но теперь, пожалуйста, помолчите!
– Ух, какая ты строгая и злая! – усмехнулась одобрительно фея. – Не зря я тебя уму-разуму учу.
– Прелестная София, вы с Катей меня неправильно поняли!
– Нет, господин Чир, мы с Катей вас очень хорошо поняли! Можете не сомневаться!
– Пожалуй, я расколдую крольчиху на полчасика, пусть они с поэтом хорошенько поругаются. Думаю, будет гораздо интересней, чем история о благородном… – И фея передразнила Софию: – Лыцаре!