– Потрясающее открытие, Михаил Андреевич, – усмехался Рачной, – а ты у нас, оказывается, белый и пушистый… Ну, что ж, поздравляю, хотя бы для тебя эта история закончилась благополучно.

– Это трудно назвать благополучным исходом, – возразил я. – Предпочел бы съездить в параллельный мир, где победила социальная справедливость, укатить на тамошнее Таити и спокойно поплевывать в море.

– Думаешь, тамошнее Таити сильно отличаются от нашего? – развеселился Рачной. – Выбирайся из Каратая и дуй в Океанию – уверяю, тебе понравится.

– А сам-то, Валерий Львович? Вот скажи, какого хрена – с твоим-то опытом и возможностями – остаться после катаклизма в Каратае, да еще и податься в «мессии»? Чем ты думал? Ты же информированный человек – знаешь, что делают с теми, кто подбирает валяющуюся под ногами власть…

– Ты тоже, Михаил Андреевич, неплохо информирован для болотного жителя. Виола не даст соврать…

– А Виола, Любомир, никогда не даст тебе соврать, – проворчала девица. – Впрочем, если решишь соврать, то тоже дам.

– Она у меня чудо, – похвастался Рачной. – Любим друг друга до полного изнеможения. Она прекрасно знает, кто я такой, и я о ней все знаю… О чем это я? Не поверишь, Михаил Андреевич, но после памятных событий все выходы из Каратая оказались заперты…

Собственно, не все. Несколько месяцев назад, после откровений пьяного старожила, я отправился в дорогу. Плутал по тайге, пролез по карстовым ручейкам через Волчью Гриву и всплыл, ни много ни мало, в России! Помню страх, охвативший меня после прозрения. Я кинулся обратно, и несколько дней после этого не мог успокоиться – глушил первач, запивая его бражкой… Несложно догадаться, что я промолчал.

– И какими бы рычагами я ранее ни орудовал, – продолжал Рачной, – это то же самое, что биться о бетонную стену. Просто НЕКУДА бежать! Невероятно, позорно, но факт. Куда ни кинься, везде отлуп. Каждую дырочку перекрыли, и не пробьешься даже с ротой автоматчиков. Прорывался, кстати. Потеряли почти всех… И лазейка в распадке Бушующих Духов, благодаря стараниям некоторых – не будем показывать пальцем, – оказалась заколоченной. Да и толку от нее – вертолетный парк оказался под контролем неустановленных лиц… снова стыдно признаться – даже мне со своими возможностями не удалось установить, кто эти парни. А базу в Журавлином тупо заминировали, все машины угнали в неизвестном направлении…

– Но «вертушку» для побега из Каратая ты все же добыл, – напомнил я.

– «Вертушка» не моя, – фыркнул Рачной. – Спецназ, с которым мы имеем дело, – не ангелы божьи, которых невозможно убить. Обычные наемники, получившие задание. Их можно объегорить, угнать у них «вертушку»… Не спорю, допустил ошибку. Не открою Америку, если скажу, что все до единого жители Каратая стали в один прекрасный день участниками дорогостоящего эксперимента. Плевал я, какие у него цели и кто замазан. Стряхнули режим, уничтожили все, что возводилось десятилетиями, – и сидят, смотрят, что из этого выйдет. А кто задумает навести порядок на ограниченной территории – заметь, не все они сволочи, – к тому приходят гости и без долгих разбирательств спроваживают на тот свет…

– Ты говоришь, за Каратаем наблюдают?

– Легко, Михаил Андреевич. Мы лично ловили этих парней, хотя и трудновато их поймать. На джипах разъезжают по дорогам – а джипы, между прочим, бронированные, щетинятся оружием, а внутри – любое средство связи, какое душе угодно, вплоть до спутниковых телефонов…

– Ну, может, это какие-то продвинутые местные…

– Да ни хрена они не местные! – подала голос Виола. – Казачки засланные. Опрятные, упакованные, побритые – в натуре, мачо… В середине мая мы их где-то подловили, да, Любомир? Стопку газет нашли в бардачке. «Желтая» пресса, чисто время убить. И датированы газеты концом апреля и началом мая текущего, между прочим, года. Это говорит о чем-то?

– Да уж точно говорит… – задумался я.

– Ага, и колбаса в вакуумной упаковке, – добавил Рачной. – Произведена за шесть дней то того, как мы их тачку тросиком зацепили. Пообщались с парнями, прежде чем умертвить. Один из Норильской конторы УФСБ, другой из самой столицы – вроде как аналитик при информационном холдинге. В командировке парни. Работают втемную – за нормальные деньги. Ни хрена, конечно, не знают, кроме пары прямых руководителей. Задание чисто конкретное – картинки с натуры, фото– и видеосъемка, никакого контакта с населением. А еще поведали по секрету, что над Каратаем висят как минимум четыре спутника и с любопытством взирают, чего мы тут делаем… В общем, не был я «мессией», Михаил Андреевич. Все эти потуги отдавали бы сельской художественной самодеятельностью. Проще надо быть. Мыкался по Каратаю с группой доверенных лиц – вон, Виолку подобрал, она как раз банду из девчат сколотила, ей-богу, ангелы Чарли… Не состоялась, в общем, мирная жизнь. Не мог сидеть на месте. Но на власть в масштабах всего Каратая не претендовал, религий не придумывал – не дурак, понимаю, где проходит грань «дозволенного». Обосновался с группой в девяносто рыл у речки Подкол недалеко от Веприно в долине Падающей Воды; хулиганили помаленьку, хотя и не сказать, что сильно обижали местных. Народ к нам потянулся за защитой… пришлось погоняло себе изобрести, все такое. Ребята лояльные были, не отнять. Не обижал я их, заботился, с пониманием относился к проблемам личного состава…

– В общем, перегнул, – хмыкнул я.

– Не согласен, – возразил Рачной. – Профилактическая акция – я так считаю. Разнюхали, кто я такой, – а чего уж греха таить, влияния у меня при Благоморе было предостаточно, работу налаживать я умел. Решили избавиться от греха подальше, пока не пришлось подгонять целую армию… Ну, и повозились они с нами, верно, Виола? – В голосе Рачного зазвенела гордость за «удачно проваленную работу». – Они же не знали, что подходы к лагерю изобилуют приятными сюрпризами… Числом задавили, суки. Но зато мы «вертушку» у них умыкнули из-под самого носа…

Девица благоразумно помалкивала, и у меня стало складываться впечатление, что не такая уж она и глупая. Причин для гордости совершенно не было. Каким бы профи ни был Рачной, а потерял он всех своих людей, да и ночь еще не кончилась…

Метров через двести Степан объявил, что мы входим в царствие смерти, и желающие могут помолиться. Потом он долго занимался сексом с грудой бурелома, после чего заявил, что, кажется, заблудился – что-то раньше этой груды тут не было.

– Завели, демоны, – вздохнула Виола.

Степан тут же начал кричать, что претензии не принимаются, что в его планах на текущую ночь значилось совсем другое, что он может уйти – возможно, его еще ждут, – и если нам не нравится, можем сами прокладывать дорогу. Я быстренько уверил его, что нам все нравится, кроме слова «заблудился», и на его месте я бы использовал эвфемизмы. Подходящая тропа, впрочем, нашлась, и мы двинулись дальше, прислушиваясь к аппетитному чмоканью из болота.

Погоня не успокоилась, за нами шли. Время от времени мы вставали и делали уши веером. В отдалении перекликались люди. Ощущение было жутковатое. Но план, как обвести погоню вокруг носа, уже созрел. Я вспомнил про островок посреди Сонькиной топи – наткнулся на него случайно еще осенью, когда совершал «ознакомительную» прогулку, вызванную большой депрессией и желанием поиграть в русскую рулетку. Со стороны казалось, что шапка размочаленного кустарника произрастает прямо из воды. Но впечатление было обманчивым. В центре этой шапки имелся заросший мохом бугорок метров полутора в диаметре, практически не заметный со стороны. Помнится, я провел там ночь, став объектом внимания парочки нематериальных субъектов (благо фляжка с самогоном оказала добрую службу), а утром отправился дальше – воевать с депрессией на суше.