дастарханом, отдых и тихие домашние радости. Правоверные готовились к ифтару – вечернему ужину после дневного воздержания.

Илгизар потрогал холщовый мешок, полученный от повара. Там помимо туеска с остатками подозрительного бабы, были заботливо сложены на помин души хозяйки лепёшки, горшочек с сикбаджем и изрядная порция халвы. Юноша вздохнул и сглотнул слюну. Особенно хотелось пить, а наиб, словно нарочно продолжал про воду и водовозов.

– В нашем деле водовозы первые помощники. Они ведь по всему городу ездят, в каждом дворе бывают. На них и внимания никто не обращает – привыкли. А они ведь многое видят, многое примечают. Думаю и сейчас они нам помогут.

Наиб оказался прав. Застеленную дешёвым войлочным ковром повозку старосты водовозов они увидели едва въехали на площадь. Видно было, что её хозяин, отогнанный стражей подальше от дворцовых ворот, томится здесь уже давно. Его вид буквально источал почтение и просьбу. Злат даже не притормозил коня, отвечая на приветствие старшего водовоза, только сделал ему рукой знак следовать за ним. Тот с готовностью засеменил возле стремени.

– Какое ужасное недоразумение! Мне сегодня утром, как только доложили, что шестерых наших схватили на улице ночью с мёртвым телом, так я сразу прибежал. Только меня к ним не пустили, даже сам не знаю, что подумать. Ребята все, как один хорошие смирные. У них даже ножей с собой не было. Из мечети шли с ночной молитвы.

– Как из кувшина разило от твоих ребят, Бурангул, – усмехнулся Злат, – Я аж пожалел, что лепёшку с собой не прихватил, закусить.

– Ай-яй-яй, – осуждающе поцокал Бурангул.

– Я не мухтасиб, по мне пусть хоть совсем упьются. Но, вот про то, что из мечети шли – лучше всё-таки помалкивать. Мне интересно, где они взяли убитого франка? Тут уж я на тебя надеюсь.

– Душу вытрясу! – выпучил глаза старшина.

Въехали во двор. разомлевшие за целый день сидения на жаре водовозы радостно вскочили при виде своего начальника, но он так сверкнул на них взглядом, что парни сразу смущённо потупились.

– Ну, Бурангул, что ты мне можешь рассказать про эту телегу? Да и вы, юноши, не смущайтесь, подойдите, помогите своему старшине.

Обрадованные приветливым тоном водовозы столпились вокруг. Один даже полез под телегу. Двое между тем вытаскивали кувшины.

– Ничего! – разочарованно подвёл итог Бурангул, – Кувшины без клейм, даже конь без тамги. Одно можно точно сказать – телега не украдена у водовозов. У нас никто неклеймёного коня запрягать не будет.

Наиб покосился на накрытое рогожей тело под стеной. Тени уже доходили до середины двора, солнце садилось.

– Нужно будет его в монастырь отвезти. Потом ещё успеем место осмотреть. Давайте ребята, грузите. На месте всё и расскажете, и покажете разом.

Он махнул рукой конюху, чтобы забрал лошадей.

– Ты же нас, Бурангул, довезёшь?

Пока добрались до места уже начало смеркаться. Хоть и не задерживались в миссии у франков. Молчаливый привратник только отворил дверь, указав, куда положить тело и кивнул, давая понять, что разговор окончен. Видно было, что присутствию иноверцев он не рад. Скорее всего, он и так всё уже знал. Франков, как называли в Сарае всех генуэзцев, венецианцев, каталонцев и других с ними схожих, было здесь раз, два и обчёлся.

Немного поколебавшись, Злат забрал дорогой плащ. Вещь приметная, дорогая.

По дороге Бурангул продолжал рассуждать о телеге:

– Лошадь, скорее всего, от конеторговцев. Не клеймённая ещё, да и молодая, хорошая. Про кувшины нужно гончаров поспрашивать. Это для нас все горшки на одно лицо, а мастер может много чего приметить. Я вот точно могу сказать, что эта телега с пристаней, от ломовых возчиков. Старая уже. Ей, видно уже редко пользовались, потому что большой груз уже не положишь. Пустые кувшины можно, для отвода глаз.

– Да, телегу явно для того и взяли, чтобы тело отвезти. Очень удобно прикинуться водовозами – они везде ездят, часто допоздна. Тем более, что сейчас у мусульман пост. Бывает просят воды и вечером подвезти.

На месте, где стража задержала водовозов ничего интересного не нашлось. Повозка ехала со стороны центра, явно к повороту на спуск к воде. В этой стороне Сарая хороших проездов к пристаням не было. Базаров нет, чего ездить. Самый край города. Пристани внизу больше рыбацкие.

– Понятно, почему раньше не свернули, – пояснил Бурангул. Там нужно было мимо нашего двора ехать. На воротах сторож. Сразу бы заподозрил, что это за чужие водовозы в наших краях.

– Здесь чужих нет?

Старшина покачал головой:

– Только наши. Здесь и народа мало живёт и всё особняком. А у нас здесь и конюшня и мостки. Чуть дальше – дом для собраний. Оттуда и шли наши ребята к конюшне.

– Так бы сразу и говорили. А то – мечеть!

– Мечеть тоже там. Маленькая. Рядом с домом собраний. Сейчас как раз ужин готов. Милости просим разделить нашу скромную трапезу.

– Ну что Илгизар? Зайдём посмотрим, как сарайские водовозы живут. Солнце уже вот-вот сядет. Можешь у них в мечети намаз совершить. У вас в медресе чем разговляют? Пятнадцать лет мимо хожу, а по сей день не знаю.

– Воду дают с сушёными финиками. Потом пшённую кашу и катык.

– Неплохо! А у тебя Бурангул чем разговляются? Да ты глаза не прячь, я не шакирд, мне и вино можно.

– Зачем говорить? – засмеялся водовоз, – Лучше зайти и увидеть. А ещё лучше попробовать.

Дом водовозов стоял на склоне, уходящем к реке. От дороги его закрывала высокая живая изгородь из колючих акаций, за которой открывался большой двор, засаженный карагачами и вербами. Дом был большой, с верандами со всех сторон. Прямо во дворе был накрыт дастархан, освещённый стеклянными лампами. Постелены ковры, положены вышитые подушки. Бурангул жестом пригласил гостей к умывальнику – чеканный кумган, вышитое льняное полотенце. Вода рядом в огромном чане, охраняемом парой высоких кустов.

Когда гости расселись, вернулись и водовозы. Уже переодетые, в шитых халатах, шёлковых колпаках. Богатые купцы, да и только. Наиб повертел в руках кубок – привозное стекло. Да и миски расписные, такие не каждый богач на стол ставит.

Бурангул суетился перед гостями:

– Не ждали гостей, угощения не приготовили, не прогневайтесь. Только, что для себя готовили. Бешбармак, бурсаки, катык. Сейчас вино принесут.

– Посуда, как на эмирском столе. Денег не жалеете.

– Это всё общее. И посуда, и ковры, и парадная одежда. Вся выручка идёт в братскую казну. Сообща и лошадей покупаем и ячмень. Всё общее. – На всякий случай добавил, – Сборы в казну тоже платим сообща. Весь день в поте лица добываем свой хлеб насущный. Зато вечером или в праздник можем отдохнуть не хуже ханских нукеров. Приходи к нам через два дня, как мы окончание Рамазана отмечать будем. Кто бы мы были каждый в отдельности? Знаешь притчу про веник и прутики?

Наиб кивнул на небо, где уже проблёскивали первые звёзды:

– Давай Илгизар разговляйся. У кого вода свежее, чем у водовозов? Да доставай эмирское угощение, попотчуй хозяина халвой и заморским кушаньем. Если повар не врёт, такое в самом Багдаде едят. А мне вино давайте. Ибо по моей вере оно одобрительно. Ещё святой Владимир сказал: «Веселие Руси, есть питие».

Водовоз услужливо подвинул шакирду блюдо с сушёными финиками и абрикосами.

Дневная жара быстро сменялась вечерней прохладой. Тьма сгустилась в глубине двора под сенью деревьев. Со стороны реки поднималась свежесть и тишина. Свет от дрожащих огоньков ламп тонул во тьме на вытянутую руку от сидящих.

– Мы как будто на дне колодца, из которого видно звёзды, – расчувствовался Злат.

– На дне чаши наполненной небом, как вином, в котором искрятся звёзды, как пузырьки – отозвался Илгизар. – Это сказал великий поэт Абу Нувас. Он жил в Багдаде, дружил с самим халифом Гаруном ар-Рашидом.

– Прочти нам его стих, учёнейший юноша, – попросил Бурангул, – если помнишь.

– Помню. Только оно на арабском.

Илгизар прочитал.

– Может почтенный, ты пойдешь к нам