Секретарша раздала бумажные папки. Кто-то сразу сунул в них нос, кто-то глядел с тревогой, не раскрывая. Так бедный, но понтоватый подросток, пригласив подружку вместо фаст-фуда в ресторан, робеет раскрыть книжицу счета.

— Директора, как я и предполагал, оказались людьми деловыми, — продолжил Столбов, — за неделю откликнулись все. Люди они разные. Тут и директор московской языковой гимназии, которую в прошлом году чуть было ваша братия не закрыла за излишнюю элитарность. Точнее, — Столбов опять хлестнул взглядом и фразой, — за то, что никакая элита там не учится, сами знаете, элита учит детей в Англии. Тут и директор районной школы, о которой просто забыли. Ну, ученики бывшие помнили, потому она и выжила. Но мысли у этих разных директоров примерно схожие. И взгляд на российскую школу, точнее, на смысл ее реформирования, у них одинаков.

Пауза. Столбов опять посмотрел на педагогический генштаб, ожидая то ли вопросов, то ли возражений. Но в ответных взглядах читались лишь раздраженная усталость и неслышные реплики… Сколько этих самых реформ было… Опять за старое, то есть за новое… Неужели непонятно, что в этой стране, с этим народом не то, что ничего не построить, но ничего не перестроить… Сохранить бы, и то вряд ли.

И все-таки под пеплом усталости и страха (кто из присутствующих не воровал, не пилил?) тлел уголек интереса. Поэтому, не дожидаясь окончания президентской речи, заглядывали в папки.

— А цель, дорогие мои, хорошие, наша общая цель вот какая: выпускать ученика с хорошими базовыми знаниями. Умеющего работать головой, а также не стыдящегося работать руками. Школа, в которой настоящего умника определят годам к двенадцати и дадут ему такое образование, будто он родился в вашей семье, Иван Анатольевич, — взглянул на Сорина, тот от неожиданности вздрогнул, уронил папку на пол, — а если ученик, наоборот, учиться не хочет, то сориентируют его на хорошую, честную физическую работу. Всех до одиннадцатого класса тащить не будем. Это так, генеральная цель, а конкретных идей много. Уже прочли?

Дамочка с вольной прической, успевшая пролистать треть плана, подняла глаза на Столбова.

— Михаил Викторович, это же революция!

— Нет, — улыбнулся Столбов (лучше бы хмурился!). — Революция в образовании кончились. Это контрреволюция. Да, вот еще: у двоих здесь присутствующих дети учатся в Англии. Сейчас март. Первого сентября они пойдут в российскую школу. Если сами не выберете — подскажу, где в порядке и со знаниями, и с безопасностью. Если не пойдут, то родители — сами на выход. Шеф-повар, который боится обедать в своем ресторане, увольняется и топает в пирожковую.

* * *

13.15

Финляндия — северная соседка России, но климат там мягче. Наш март еще зимний месяц, а здесь, в садике возле виллы, и газон освободился от снега, и травка пошла в рост. Впрочем, солидные мужчины, собравшиеся на просторной веранде, думали не о весне, но о таком прозаическом деле, как собственная безопасность.

— Андрей Васильич, нехорошо! Опоздать на час — не по пацански. Мы уже начали думать, будто вас перехватили агенты столбовской гэбни.

— Не думали, — грубо ответил Андрей Васильич, мужчина средних лет, в кожаном плаще и кожаном меховом кепи. — Если бы подумали, что меня арестовали, то сейчас наперегонки чесали бы в хельсинкский аэропорт.

— Ну, не знаю, как товарищи по несчастью, а я, Васильич, в вашей стойкости не сомневаюсь, — продолжил ехидный наезд пожилой господин в костюме от Бриони, не очень гармонировавшем с беседой на веранде. Его кислая ухмылка, вдумчиво презрительный взгляд и сноровка носить костюм напоминали, что бывших парторгов, как и бывших шпионов, не бывает. — Все равно, почему опоздали на час?

— Гребаная граница, — рыкнул Васильич. — Я изначально заложил, что с финской стороны придется задержаться, думал, хоть нашу пролечу. Буй вам! Полтора часа проторчал в общей очереди. Будто пол России решило съепаться от Столбова в Финляндию.

— Не будем выдавать мечты за реальность, — желчно заявил дяденька, по возрасту вполне способный считаться старейшиной собрания. — Россия пока от Столбова не бежит, просто Андрюша сам убедился: на границе бывают пробки. Я-то, когда понял, что больше по мидовскому списку не проехать, не стал выеживаться и езжу только жэде — быстро и уютно. Давай, Андрюша, садись и калякай о делах наших скорбных.

— Да не скорбных — прискорбных, — зло сказал Андрей Васильич. — Я новости привез.

— Какие?

— Плохие. Других сейчас не бывает…

Почтенное общество вздохнуло. Надо же: еще полгода назад считали, что страна под ними. А теперь на родине даже и встретиться не решились. Как оппозиция царских времен, поехали в Финляндию, посовещаться.

Жило-было садоводство «Мельница». Название — простое и хорошее, чего же спрашивать, что означает? Все равно, товарищи-садоводы спрашивали у местных краеведов, почему озеро зовут Мельничным? Те отвечали: на реке, что в озеро впадает, в финские времена стояла мельница. А по другой версии, эта речка-озеро имеет какое-то отношение к волшебной мельнице Сампо, что способна намолоть всякое добро и обогатить обладателя.

Вторая версия оснований не имела, но по практике так и вышло. Вроде бы, обычное садоводство, ну, пусть элитное, пусть родилось в 90-е, когда у всех машины, потому и в стороне от железных дорог. Однако в нулевые годы оказалось, что каждый член садоводства, если он не последний лох и если парился в баньке с председателем, да кушал шашлычки в его же компании, устроился на зависть миллионерам 90-х, купившим виллы на Кипре.

А дело в том, что председатель «Мельницы», с конца тех же 90-х, жил и работал в Москве. Ценил он в людях больше всего надежность, верность обязательствам, причем не всегда озвученным. Поэтому партнеры по садоводству устроились так, как бывает в сказках, про внезапно обретенных покойных дядях-миллиардерах. С той только существенной разницей, что дядька оставил миллиард, а тут миллиарды росли на миллиарде. «Мельница» превратилась в закрытый клуб близких людей. Кто качал нефть, кто ее транспортировал, кто строил терминал для перекачки, кто стал директором банка, финансировавшего все эти операции. И никаких проблем, никаких преград, никаких проверок и претензий. Только небо, только ветер, только счастье впереди…

Потом настала та самая злосчастная осень, когда небо посерело, ветер переменился, а счастье — сдулось. Бывший председатель кооператива и бывший президент, теперь же и бывший премьер, устроил импровизированное собрание «Мельницы». Объяснил, что со Столбовым он говорил, и тот, приватно, подтвердил свои публичные обещания: никаких посадок, никаких личных репрессий. Но неприкосновенность постов и капиталов не гарантируется. «Мы побежденные, — признал он, — торговаться нет смысла. Вам удачи, и имейте в виду, теперь я забочусь только о диких животных».

Само собой, в такую подляну судьбы поверить непросто. Была встреча со Столбовым. Тот шутил, смеялся, переспрашивал: «Так вы тогда, в декабре, хотели меня ликвидировать?» Потом сказал совершенно серьезно: