— Мы с мужиками решили, — хозяин говорил медленно, внушительным голосом, — хватит безобразий на собственной землице устраивать да всяких горлопанов слушать. Царь нам народную власть дал, мужицкие советы, сами все дела решаем. А потому с отрядом вашим пойдем, винтовки у всех есть — в стражники еще в июне записались. Жить дальше без опаски желаем. Потому Бурлова с шайкой добить надобно, неча ему в здешней тайге фулюганить да людей честных грабить. Хватит воевать да ратиться, в мире жить надобно, в согласии, в трудах честных…

Иркутск

— Что ты хочешь сделать? — Михаил Александрович с нескрываемым интересом посмотрел на своего генерал-адъютанта, ломая свою голову над вопросом — какой шаг предпримет его хитрый друг.

— Передам красным остатки русского оружия, что мы имеем в Сибири и в Приуралье. Нам они не нужны, мы на японское оснащение давно перешли. Да и Колчак обещал выделить немного, и казаки от себя добавят. Так что до Одера красным будет с чем идти. А вот дальше до Рейна не смогут — пупок развяжется! Мощей не хватит!

— Ты в этом уверен?!

— В чем? — Арчегов прекрасно понял подоплеку, но искренне изобразил непонимание.

— Что они дойдут только до Одера, и ни верстой дальше?!

— Уверен?! В этом мире нельзя быть уверенным. — Генерал усмехнулся, но моментально стал серьезным. Он положил ладони на стол. — Да, я почти в этом убежден. Военного производства в Совдепии сейчас никакого. Если в семнадцатом более десяти тысяч пулеметов изготовили, то ныне и полтысячи не будет. Старых запасов хватало на гражданскую войну, а вот для войны с поляками уже нет. А что будет с немцами? У тевтонов десять дивизий и патронов хватит. И союзники условия Версальского мира смягчить для них смогут, если большевики к границам Германии выйдут. Вряд ли в Париже желают увидеть германо-русские большевистские полчища на Рейне! У себя под боком?!

— Посол мне сегодня на что-то подобное намекал…

— Потому не желаю, чтобы большевики прекратили экспорт революции дальше на запад. А в германском пожаре мы, думаю, заинтересованы даже больше, чем Ленин! Вот так-то, Мики! А потому спасти мировую революцию — вот наша главная задача, «товарищ царь». Спасти любой ценою, ибо в этом, как ни странно, наше спасение!

Генерал с улыбкой закурил папиросу, с затаенным удовлетворением наблюдая за эффектом сказанных слов, от которых Михаил Александрович застыл соляным столпом в крайнем изумлении. Еще бы — все время генерал убеждал его в одном, а оказывается, это другое, противоположное, а ведь где-то прячется и третье!

В совсем ином направлении…

— А если на всю Европу полыхнет? — выдавил из себя опомнившийся наконец Михаил Александрович.

— Нам какая печаль, если наши заклятые друзья большевики перережут французских буржуев?! Ты же их условия выслушал вчера и сегодня, отнюдь не благостные для будущего России. Печься об их благополучии жаждешь? Что с того, что нашего кредитора красные на «распыл» пустят? Обгадиться прикажешь жидко и не жить, посыпав голову пеплом?!

Слова хлестали свирепым бичом — Михаил только морщился, получая их одно за другим. Но не мог сразу подыскать достойного ответа — слишком неожиданное развитие получил разговор. Арчегов же, со злой гримасой на лице, продолжал крепко наседать на растерявшегося собеседника, агрессивно выплевывая из себя фразы:

— Ты сейчас должен вести предельно эгоистичную политику, Мики. Тебя должны интересовать только интересы нашей России, и ничего больше. Здоровый национальный эгоизм диктует соответствующую политику. Пусть циничную, раз без этого нам обойтись нельзя. Хватит проливать русскую кровь за чуждые нам интересы! Хватит, Мики. Император Николай Павлович задавил венгерскую революцию и этим радостно похвалялся. Боже, какой идиот тогда уселся на престол! Прости, что такое говорю о твоем прадеде. Ведь стране боком через пять лет вышло! Вместо того чтобы приветствовать развал векового врага, Австро-Венгрии, и обеспечить себе доминирование на юге, решить наконец вопрос о черноморских проливах, сотворить такую невероятную глупость!

— Но ведь он прав, ты что, сам не видишь, какая зараза эта революция?! Что у нас сейчас творится…

— Зараза, конечно, еще какая проказа. Недаром их Ленин большевизм с бациллами отождествляет, с чумой двадцатого века! Однако есть тут одна закавыка. Когда у тебя дома, то это смертельно опасно для государственного организма. Зато если такая болезнь съедает твоего злейшего врага, то, может, не стоит так по нему убиваться?! Пусть французы и англичане переболеют этой заразой — им только на пользу пойдет, а мы своего тут упустить не должны. Пусть в обратку своих же методов попробуют, раз они этих гадов по всяким ихним парижам на нашу голову откармливали, убежище разной сволоте предоставляя. А теперь мы им этот «экспорт» вернем!

— Ты не думаешь, что они скопытятся от такой чумы?! Французы ведь издавна революциями балуются!

— Хорошо бы, если… Нет, Мики, большевизм их не захлестнет! Хотя, чего скрывать, мне бы такого очень хотелось. Пусть бы эти твари своим варевом подавились!

Генерал и сибирский царь, носящий титул императорского высочества и ставший в одночасье местоблюстителем имперского престола, условности давно отбросили в сторону и слов не подбирали — не на приеме послов сидят, дружескую беседу между собой ведут. Настолько искренне, что собеседники раскраснелись, и табачный дым густыми клубами застилал большой кабинет, словно на старинной батальной картине.

— Почему ты так решил? Во Франции и Германии имеется огромная масса недовольных властью, и они примкнут к большевикам, как только те подойдут к границам.

— Согласен с тобою! Еще как примкнут! Но тут есть один нюанс — в отличие от нас, там не менее большая масса тех, кого называют средним классом. И как бы они ни были там недовольны послевоенным разорением, с охотой возьмут в руки оружие, чтобы не лишиться оставшегося имущества и привычного уклада жизни. Большевистский беспредел им придется не по нутру, так что сражаться против него станут яростно. Это не наша сопливая интеллигенция, имею в виду присяжных поверенных, газетчиков, учителей в гимназиях и прочих, ту образованщину, что ввергла Россию в этот жуткий кошмар, желая проверить на опыте свои умозрительные теории. Заварили кашу, а нам расхлебывать теперь полной ложкой!

— Беспредел, — Михаил Александрович будто пропустил мимо ушей горячий монолог Арчегова и с видимым удовольствием словно «пожевал» понравившееся ему слово.

— Беспредел! Удивительно точно схвачено. Ты так называл творящиеся безобразия в твои девяностые годы?

— Так, — согласился генерал, но его словно не услышали. Монарх тихо рассуждал, как бы разговаривая сам с собою:

— В прошлом году, насколько я помню, удалось разгромить Советы в Баварии. Да и венгерскую совдепию, как ее там называли, тоже разогнали, хотя та полгода революцию устраивала. Ты прав — сил у здоровых кругов Германии хватит, чтобы большевистскую чуму перебороть. Ведь нынешний рейхсвер, если не ошибаюсь, насчитывает сто тысяч, причем исключительно добровольцев.