глубине менее девяти футов под землей, то закон обязывает сообщить в полицию. Это на тот случай, если какому-нибудь умнику придет в голову закопать тело, например, на кладбище четырнадцатого века, рассчитывая, что труп сойдет за средневековый. Считается, наверное, что если кто-то умудрился выкопать яму глубже девяти футов и остался при этом незамеченным, он заслуживает некоторого поощрения за такой энтузиазм. Бывает, что при обвалах и эрозии почвы находят скелет, тогда вызывают полицейских и патологоанатомов, но, как правило, это формальность. Отличить современные останки от древних сравнительно несложно. Следователей вызывают лишь в исключительных случаях – допустим, если труп найден в торфянике и его свежесть не оставляет сомнений.

– Не в этот раз, – ответил О’Келли, – труп недавний. Девочка, похоже на убийство. Патрульные нас ждут. Это тут, в Нокнари, так что ночевать не придется.

У меня сбилось дыхание. Кэсси складывала в сумку вещи, но тут замерла, и ее взгляд на долю секунды остановился на мне.

– Простите, сэр, но полноценное расследование убийства мы сейчас не осилим. У нас полно работы по делу Мак-Лофлина и…

– А вы, Мэддокс, думали, что после обеда у вас выходной? – перебил ее О’Келли. Кэсси он недолюбливал по ряду до одури банальных причин – из-за пола, стиля одежды, возраста, полугероического прошлого, – и эта банальность бесила ее намного сильнее, чем собственно неприязнь начальника. – Так что если вы собирались за город прошвырнуться, то в самый раз. Криминалисты уже выехали. – И он вышел из кабинета.

– Вот паскудство, – расстроилась Кэсси. – Райан, прости, пожалуйста, я просто думала…

– Да забей, Кэсс, – успокоил ее я.

Что мне в Кэсси нравится больше всего, так это ее способность помолчать и не лезть когда не надо. Была ее очередь садиться за руль, однако она выбрала мою любимую машину без опознавательных знаков – “сааб” 98 года, прямо мечта, а не машина – и бросила мне ключи. В машине Кэсси достала из рюкзака стопку компакт-дисков и передала их мне: водитель выбирает музыку, а сам я все время забываю захватить диски. Я поставил тот, где, по моим соображениям, будут громкие басы, и прибавил громкости.

В Нокнари я не бывал с того самого лета. Меня отправили в школу-интернат спустя несколько недель после несостоявшегося отъезда Джейми, но не в ту же самую школу, а в Уилтшир – чтобы услать меня еще дальше, у родителей просто не хватило денег. Когда я на Рождество приезжал домой, то жили мы в Лейкслипе, то есть по другую сторону от Дублина. Как только мы съехали на двухполосную дорогу, Кэсси вытащила карту и, ориентируясь по ней, повела нас по разбитым, в колдобинах, проселкам, где разросшиеся кусты царапали стекла.

Мне, что неудивительно, всегда хотелось вспомнить, что произошло тогда в лесу. Те немногие, кто помнит про исчезновение в Нокнари, не раз предлагали мне пройти сеанс гипноза, однако меня от этой идеи почему-то воротит. Я вообще с недоверием отношусь ко всяким примочкам в духе нью-эйдж, само явление, насколько я могу судить с безопасного расстояния, вполне имеет право на существование, а вот связанные с ним люди меня смущают. Такие обычно отлавливают тебя на вечеринках и втолковывают, как пришли к выводу, что они – победители и заслуживают счастья. Я боюсь, что гипноз сделает меня кайфанутым просветленным придурком наподобие семнадцатилетнего сопляка, открывшего для себя Керуака, и я начну проповедовать пьянчужкам в пабах.

* * *

Археологические раскопки в Нокнари проходили на пологом откосе возле холма. На обнаженной, развороченной почве темнели непостижимые археологические письмена – траншеи, ямы, огромные муравейники земли, жилые вагончики, разбросанные обломки каменной стены, все это складывалось в безумный лабиринт, сюрреалистический, постапокалиптический. С одной стороны с лабиринтом соседствовала рощица, а с другой возвышалась стена, которую венчали аккуратные зубцы. Стена тянулась от деревьев до дороги. На самой высокой точке склона, неподалеку от стены, копошились криминалисты, от всех остальных их отделяла сине-белая лента, отчего зрелище походило на сцену из детективного фильма. Скорее всего, я знал каждого из этих криминалистов, но ситуация – их белые комбинезоны, ловкие руки в перчатках, безымянные бережные инструменты – превращала людей в зловещих незнакомцев, агентов вездесущего ЦРУ. Лишь два объекта выглядели открыточно надежно и успокаивали взгляд – низенький беленый фермерский дом возле дороги, перед которым растянулась черно-белая пастушья собака, да каменная башня, увитая плющом с листвой, на ветру походившей на подернутую рябью воду. За дальним концом поля темнела полоса реки, посверкивающая солнечными бликами.

кроссовки упираются в берег, тень от листьев пятнами покрывает красную футболку, удочки из веток, леска дергается, когда ее хватает мелкая рыбешка. “Тише ты! Рыбу спугнешь!”

Как раз на этой территории когда-то, двадцать лет назад, рос лес. Полоска деревьев – все, что от него осталось. Сам я жил прежде в одном из домов за стеной.

Такого я не ожидал. Ирландские новости я не смотрю, для меня они представляют собой однородный, вызывающий головную боль поток неотличимых один от другого политиков с глазами социопатов, которые издают бессмысленную белиберду вроде той, что получается, если в ускоренном темпе прокручивать запись. Я предпочитаю зарубежные новости – расстояние упрощает достаточно, чтобы появилось успокаивающее заблуждение, будто лица на экране совсем разные. До меня доходили слухи, что возле Нокнари ведутся археологические раскопки, которые стали объектом неких разногласий, и все же ни подробностей, ни точного местоположения раскопок я не знал. Такого я не ожидал.

Я заехал на парковку с противоположной от жилых вагончиков стороны дороги и затормозил между фургоном криминалистов и большим черным “мерседесом”, который принадлежал Куперу, патологоанатому. Мы вылезли из машины, и я остановился проверить пистолет: чистый, заряженный, на предохранителе. Пистолет у меня в наплечной кобуре, так ее не видно. Светить пушкой я считаю оскорбительным, все равно что членом на публике трясти. Кэсси говорит, что класть она хотела, что там оскорбительно, а что нет. Когда ты девушка ростом пять футов и пять дюймов, уважение тебе не повредит, поэтому она носит кобуру на поясе. Нередко такое отношение нам на руку: вокруг не понимают, кого следует бояться больше, крохотную девушку с пушкой или здоровенного парня, похоже, безоружного, и необходимость выбирать выводит из равновесия.

Кэсси привалилась к машине и вытащила из рюкзака сигареты.

– Будешь?

– Нет, спасибо, – отказался я.

Я осмотрел ремни и затянул их, удостоверившись, что нет перекрученных. Собственные пальцы казались мне толстыми и неуклюжими, будто не связанными с остальным телом. Мне не хотелось, чтобы Кэсси сказала, что кем бы ни была убитая, вряд ли убийца прячется за вагончиками и ждет, когда