Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дин с самого раннего детства отличался необыкновенной сосредоточенностью. К семи годам помимо естественных наук и знаний, все европейские языки, несколько восточных и мертвых. К пятнадцати – практическое изучение и овладение мистическими культами древних цивилизаций. К двадцати годам Дин объехал почти все страны, изучая в основном историю и культуры народов мира. Он впитывал даже не знания, а он искал ответ на вопрос: есть ли на Земле что-то в обществе людей, что не подвластно его семье? И не находил. Везде без исключения вся жизнь людей сводилась к одному – к власти одних над другими и во главе этой пирамиды всегда стояла его семья. Он знал это, он видел это!
***
Как только первый луч солнца коснулся золотого шпиля, Иерофант встал с мраморной скамьи, стоящей в его любимом саду и медленно направился к храму, где у него была назначена встреча, очень важная встреча. Пройдя через портик, он вышел на площадь и как всегда, остановился перед столпом. Взглянув вверх и, удостоверившись в своей абсолютной власти, он, уже больше не останавливаясь, направился к храму. Поднявшись по мраморным ступеням, Иерофант вошел в храм – свой дом, он вошел в огромный зал, прошел мимо склонившихся на полу перед ним рабов и уселся не на трон, а рядом – на ступеньках трона, это было его излюбленное место бесед. Храм был его домом в городе, в котором находились главные святилища Земли. Никто не мог взглянуть на Иерофанта, даже на его одежду, а только в лучшем случае на его тень. Потому у всех людей в храме на головах были опущены капюшоны. Каждого настигала мгновенная смерть, кто отваживался поднять глаза и взглянуть на Иерофанта. К ступеням низко опустив голову, закрытую капюшоном, быстро подошел молодой человек и опустился на колени, его-то и ждал Иерофант.
– Караваны подошли?
– Да господин, все караваны подошли в назначенное время.
– Ты ему передал мою волю?
– Да господин, он собрал всех погонщиков и они ждут твоего решения.
Иерофант наклонился к самому уху раба и тихо произнес:
– Передашь ему наедине, в глубокой тишине, что отныне и навсегда только он и его род – тот, кто назначает единую меру стоимости товара, и он может брать долю с каждого для себя и своей семьи, – Иерофант передал юноше свиток, перевязанный лентой, – передашь ему печать в тайне, пока она у него он судит от моего имени, никто не посмеет ему перечить.
Юноша молниеносно спрятал свиток в рукав, встал с колен и, не разгибаясь, начал быстро пятиться назад к выходу, а выйдя из храма со всех ног побежал к большой лодке, стоящей на привязи у причала на реке, недалеко от храма.
***
Валентин возвращался из студии Лены по Большому проспекту Васильевского острова, когда увидел впереди на остановке знакомую фигуру. «Петр…», – удивленно и с некоторой досадой подумал про себя Валентин, не заметно подошел к нему и встал рядом. Петр, мужчина лет сорока, в очках, очень тощий, а скорее сухой, высокий, с вытянутой вперед шеей, чем-то отдаленно напоминал персонажа Скруджа. Когда он разговаривал с кем-нибудь, то создавалось впечатление, что шея каким-то образом вытягивалась, приближая голову к собеседнику. Петр был близким другом двоюродного брата Валентина, а брат у Валентина был вундеркиндом, это выяснилось еще в первом же классе школы, откуда он сразу был переведен в школу для особо одаренных детей, вот там они с Петром познакомились и подружились. Потом вместе учились в университете, но работали в разных научных направлениях. Валентин иногда заходил к брату, и в один из таких дней, еще, будучи школьником, он познакомился у того с Петром. Отношения Валентина и Петра носили странный характер, в первый же день их знакомства он спросил Валентина: «Как дела?, – но скорее даже не спросил, а бросил мимоходом дежурно, и на вполне тривиальный вопрос, был дан и банальный ответ – нормально, – но, Петр просто клещами вцепился в Валентина – а что значит нормально? – Валентин защищался и отбивался, как мог, но, в конце концов, не выдержал и просто убежал. Но,