присягнули государю. Их долг – отдать жизнь ради благополучия страны, – отрезал Первый советник.

– Но… но Кымлан – женщина! Неужели мы бросим ее и даже не попытаемся спасти? Это бесчеловечно! Мы должны защищать слабых! – Наун задыхался, осознавая, что проиграл, даже не успев вступить в битву. Он должен был придумать что-нибудь еще, заранее выстроить тактику и аргументы, и в первую очередь спрятать эмоции подальше. Но сейчас он был в панике и не мог себя контролировать. Именно поэтому отец никогда не принимал его всерьез, считая лишь взбалмошным мальчишкой.

– Женщина? – По тонким губам Первого советника скользнула мерзкая ухмылка. – Место женщины дома, рядом с мужем и детьми. Никто не вынуждал ее идти в поход. И именно вы, Ваше Высочество, приняли ее клятву и собственноручно вложили меч в руки. Так чего же вы сейчас хотите от Совета? Кымлан знала, на что шла.

– Твой дед, великий завоеватель Квангэтхо, много лет назад подчинил мохэ, – подал голос отец. – Наши земли истощены, люди голодают. Без экономической поддержки покоренных племен мы не выживем. Ты, как принц, должен это понимать и не давать волю чувствам!

– Владыка, уверен, Его Высочество все это хорошо понимает. – Министр Ён встал и низко поклонился. Это был единственный человек в Совете, к которому Наун испытывал симпатию. Ён Чанмун, молодой, хитрый и смекалистый мужчина, по какой-то неведомой причине всегда поддерживал его и всячески помогал. – Давайте успокоимся и проголосуем. Нет смысла обсуждать это дальше.

Наун в смятении сел обратно и уставился перед собой, чувствуя себя так, словно смертный приговор сейчас будет вынесен именно ему.

По залу Совета пронесся тихий гул голосов; присутствующие зашуршали широкими рукавами и одновременно подняли деревянные таблички.

Сколько красных?.. Одна, две, три… все, кроме министра Ёна.

Плечи Науна опустились вместе с глухим стуком табличек о стол.

Последнее слово оставалось за отцом, но нечего было и надеяться на положительное решение.

– Ресурсы государства важнее, чем несколько человек.

Наун в отчаянии сжал руки в кулаки. И на что он рассчитывал? Что для этих стариков из Совета, застывших в далеком прошлом, будет важна его Кымлан и их любовь? Смешно и нелепо. Ярость и отчаяние стучали у него в висках, рождая в голове безумные идеи. Рассудок потерял свою силу, уступая место оголенным, горячим эмоциям. Желанию вопреки всему спасти любимую.

Он вихрем вылетел из зала Совета и ринулся к своим покоям, но при виде высокой фигуры остановился. Его обдало холодом от потухшего взгляда карих глаз – так похожих на глаза Кымлан, но совершенно лишенных жизни.

Ему навстречу медленно шел генерал Чильсук, отец Кымлан.

– Ваше Высочество. – Он склонился в почтительном поклоне. Несмотря на возраст, начальник дворцовой стражи, когда-то воевавший в армии самого Квангэтхо, не потерял горделивой осанки и величественности, которая всегда отличала воинов старой закалки. Воинов прежней Великой эпохи завоеваний.

Наун не мог заставить себя посмотреть ему в глаза. Он знал, как Чильсук любил дочь, и ему страшно было даже представить, что тот сейчас переживает.

– Простите меня, генерал, – прошептал принц, опустив голову.

Отец Кымлан пришел сюда узнать решение Совета, и Наун был в ужасе оттого, что именно ему придется озвучить страшный вердикт. Под взглядом начальника стражи он будто заживо сгорал от стыда и вины за то, что не уберег Кымлан. Ни тогда, ни сейчас.

Чильсук покачнулся, но устоял на ногах. Его лицо исказила мука. Он все понял.

– Я спасу ее, обязательно спасу! – горячо прошептал Наун, но генерал резко оборвал его:

– Нет! Не делайте этого! Не клеймите позором имя моей дочери. Она бы не простила себе, если бы навлекла неприятности на королевскую семью и тем более на вас. – В его потухших глазах вспыхнул огонь.

– Но она же ваша дочь, как вы… – Наун опешил, даже не предполагая, что честь воина окажется для Чильсука важнее жизни единственной дочери.

– Если бы Владыка отдал приказ вызволить Кымлан из плена, я бы первый бросился ее спасать. Но мы – солдаты, и присягнули государю. Если нарушим приказ, то вся наша жизнь потеряет смысл. Я хорошо знаю свою дочь, и она была готова к этому, иначе бы отказалась от похода. Позвольте ей умереть как воину.

Генерал склонил седую голову, и у Науна опустились руки. Единственный человек, на поддержку которого он рассчитывал, только что отвернулся от него. Принц видел, с каким трудом Чильсук держит лицо, и его сердце разрывалось от жалости. Доблестный генерал не мог запятнать свою честь, даже когда на карту была поставлена его семья. Вот почему народ Когурё не проигрывал: верность, самоотверженность и горячая любовь к родной стране всегда были для когурёсцев на первом месте.

Но Наун был молод и пока не научился ставить интересы государства выше собственных. И, несмотря на решение отца и предупреждения Чильсука, решил рискнуть всем.

Едва дождавшись темноты, Наун коротко кивнул верному, молчаливому Набому и тихо выскользнул в двери. Он огляделся по сторонам, уже приготовившись к сражению с охранявшими его стражниками, но с удивлением обнаружил, что возле покоев никого нет. Возможно, отец подумал, что после решения Совета вопрос о пленных закрыт. Но он ошибся. У Науна не было никакого плана – только решимость и любовь, которые приказывали нарушить волю Совета и спасти любимую любой ценой. И даже ценой своего положения. Он не мог просто остаться во дворце и жить спокойной, сытой жизнью.

В королевской опочивальне лампы были потушены, а значит, отец уже спал. Не давая себе времени на раздумья, Наун перемахнул через каменный забор и помчался к конюшне. У него не было возможности заранее подготовить лошадей, поэтому он был собран и готов к предстоящему сражению с караульными. Набом следовал за ним по пятам, не задавая никаких вопросов и по многолетней привычке подчиняясь хозяину.

Дорога была пуста, по пути им не встретилось ни одного человека, и лишь сапоги, шуршащие по каменной крошке, нарушали тишину безлунной ночи. Тем громче и неожиданнее в непроглядной темноте зазвенел металл, когда острый клинок со свистом рассек воздух в опасной близости от горла принца. Наун отшатнулся так резко, что чуть не опрокинулся на спину.

Из мрака один за другим появлялись факелы, которые осветили высокую фигуру, вышедшую из-за угла.

Наун мгновенно узнал министра Ёна, который, заложив руки за спину, неспешно приближался к беглецам.

– Что вы делаете здесь в такой час, Ваше Высочество? – Он остановился и знаком показал державшему меч воину опустить клинок.

– А вы? – задыхаясь, спросил Наун и оглядел личную охрану министра. Что он задумал?