— Ты нелюдь, — сказал он уже спокойнее.

— Но этот факт никогда не останавливал тебя, если от меня что-то было нужно, — зло сощурилась Мэгвин. — Посмотрел? Убедился? Видишь — дышит. Днём просыпалась, никого не узнала и не вспомнила. Ударилась головой о камень — скорее всего. То ли вспомнит всех, и всё, что с ней было, то ли нет. А ты подумай хорошенько — в четвёртый раз за твоего непутёвого старшего сына даже безродная скорбная умом сирота не пойдёт.

— А то у него одного жёны мрут, можно подумать, — усмехнулся Грегори не менее зло.

— Согласись, один раз — бывает, даже и два случается. А тут — третий. Ты вот поручишься, что никто эту беднягу с обрыва-то не столкнул? Я — нет, зная ваш тамошний гадюшник.

— Чего это кто-то будет её сталкивать? — не понял Грегори. — Кому она сдалась-то? Ну, красивая, но за это не убивают!

— Отчего же, убивают. Ещё как убивают. А ты подумай на досуге, если таковой у тебя вдруг случится — кто намазал жиром лестницу, с которой упала Лиз? И сразу нет ни её, ни ребёнка. Тут же — новая невестка, и снова упала, и чудом не насмерть, а если бы сразу же ко мне не притащили — то было бы насмерть и в этот раз. На улице не лето, сам видишь, пролежать в холодной воде несколько часов — и всё, уже ни солнышка не увидишь, ни травки весной, ничего!

— Бррр, — передёрнуло Грегори — очевидно, представил. — И что, ты видишь какую-то угрозу моей семье?

— Я вижу, что кто-то — или что-то — очень не хочет, чтобы у тебя родились внуки. Три сына — хорошо, но если на них твой род закончится — тебе на том свете будет очень обидно. Ведь растащат все владения, и всё будет зря, понимаешь, всё? И сам ты — зря, и все десятки поколений твоих предков — тоже. И спросят тебя — что ты сделал, чтобы возвеличить свой род? А ты и скажешь — захватил Прайорсли? Вырезал всех до единого в Торнхилл-Касле? Выгнал из своих владений последнего целителя, после чего у тебя в прошлую зиму перемёрла тьма народу? Очень хорошо, что уж. А теперь у тебя под носом кто-то вредит тебе, а ты и не видишь, потому что надулся от собственной важности, и даже мысли такой не допускаешь. А кто-то очень хорошо тебя знает и отменно этим знанием пользуется.

Мэгвин смотрела прямо в глаза Грегори, и уже не боялась — что бы он с ней ни сделал, ничего не изменить. Она в любой момент может перекинуться и уйти… но пока есть шанс, что сегодня он не утратит человечий облик.

Надо же, пришёл узнать, что там с невесткой. Что это — желание понять, что происходит, или тоже задумался? Он, вроде, раньше умел — задуматься, а не только убить.

— А если ты врёшь мне? — хрипло спросил он.

— Будто не знаешь, что я не вру. Никому. И что такого я сказала тебе, чего бы ты не знал сам? Чего не знала бы вся округа, и о чём не судачили бы день-деньской все, кому не лень?

— Что… и про жир на ступенях судачат? — нахмурил он свои кустистые угольно-чёрные брови, и голубые глаза сверкнули из-под них зимней ледяной молнией.

— Я же узнала, — пожала плечами Мэгвин. — А я там у вас редко бываю. Расспроси хорошенько свою госпожу и супругу, леди Маргарет, расспроси её горничную Нэн — услышишь много нового.

— Ты снова хочешь поссорить меня с женой?

— Больно надо, твоя жена сделает это сама, и лучше меня. Не хочешь — не спрашивай, жди, пока кто-нибудь из сыновей шею свернёт, или Летти, твоя хорошенькая Летти.

— Что Летти? Кто угрожает Летти, что ты знаешь об этом? — казалось, Грегори сейчас схватит Мэгвин за плечи и станет трясти… но нет, обошлось.

— А то, что она тоже может случайно пойти не той лестницей, понимаешь? И тогда тебе придётся хоронить не чужачку-невестку, а родную дочь. И леди Маргарет, кстати, тоже придётся. Она сама-то, наверное, считает, что бессмертная, а что об этом думают свыше — мы не знаем.

Помолчали оба — очевидно, собирались с мыслями.

— Я заберу её, — кивнул Грегори на лежащую Кэт. — Сейчас заберу.

— Забирай, — пожала плечами Мэгвин. — И лечи сам. Я умою руки.

— По виду-то она в порядке, просто спит!

— Знаешь, сколько было на этом теле синяков? — снова сощурилась Мэгвин. — И ссадин? И знаешь, что далеко не все из них появились, когда тело билось о камни в море?

— Ты о чём? — снова нахмурился лорд.

— О том, что и так в чём душа держится, а если её ещё и бить — так и вовсе вскоре отлетит. Понятно, что забрали приданое — так о ней самой можно уже и не беспокоиться, но я слышала, что вроде тебе нужны внуки? А они, знаешь ли, не из воздуха нарождаются.

— Тьфу на тебя, Мэгвин. Ведьмой ты всегда была, ведьмой и осталась.

— С чего бы вдруг что-то пошло иначе? Ты — человек, я — дочь Старшего народа, этого не изменить. Ступай, Грегори. Когда Кэт сможет хотя бы ходить — я позову кого-нибудь из замка, её заберут. Дверь там.

Мэгвин села у постели и принялась поправлять на лежащей Кэт одеяло.

Грегори сверкнул на неё глазами и вышел, хлопнув дверью. Было слышно, как он разбирал поводья у коня и командовал своим людям отправляться.

Мэгвин выдохнула — прибегать к крайним мерам не пришлось. И спасибо за то всем высшим силам.

4. Богатая одежда

В следующее пробуждение Катерины домик оказался пуст. Что ж, тем лучше, хоть осмотреться и вообще понять, где она оказалась, и как тут живут.

Судя по домику Мэгвин — жили бедно. И безалаберно, раз щелей не конопатили и не делали в том, что у них тут, нормальную теплоизоляцию.

Умыться пришлось снова над ведром, и все прочие важные утренние дела сделать точно так же. Дальше ведро следовало вылить на улицу, и Катерина поискала выданный вчера плащ, но его не было — наверное, он принадлежал хозяйке, та надела его и куда-то ушла. Хорошо, хоть шлёпки меховые оставила. Но на сундуке, он же лавка, лежал принесённый вчера откуда-то тюк — и сказано было, что это для неё, Катерины, её одежда. То есть, этого вот тела.

Она никак пока