Мистера Хьюза, школьного учителя Янга по химии, беспокоил слишком пристальный интерес четырнадцатилетнего ученика к ядам, и он решил провести расследование. Когда однажды вечером он заглянул в парту Грэма Янга, то ожидал найти там отраву, но обнаружил лишь мрачные стихи и рисунки. Еще более тревожным было то, что друг Янга страдал от повторяющейся и необъяснимой болезни. Школа решила провести дальнейшее расследование и, зная о тщеславии Янга, организовала для него конфиденциальную встречу с психиатром. Янг поделился своими секретами, и о разговоре стало известно полиции.

У семьи Янга всегда имелись подозрения по поводу смерти его мачехи и жестокой болезни, которой страдали его отец, сестра и тетя. У Янга рано появились признаки необычного поведения: еще в начальной школе он заинтересовался химикатами и взрывчаткой и проникся симпатией к нацистам, хотя доктором Уильямом Палмером, отравителем из Ругли, жившим в XIX в., Янг восхищался не меньше, чем Гитлером. Испытав действие ядов на животных, Янг в тринадцать лет начал экспериментировать на людях, покупая химикаты у местных аптекарей и подсыпая их в еду и напитки членов семьи и своего единственного школьного друга.

В 1962 г., в возрасте четырнадцати лет, Янга осудили за намеренное применение ядов с целью нанесения тяжких телесных повреждений. Доктор Дональд Блэр, психиатр-консультант, обследовал Янга в Эшфордской тюрьме. Во время слушаний в лондонском суде Олд-Бейли психиатр поделился с судом своим пессимистическим прогнозом. «Не сомневаюсь, что в настоящее время этот молодой человек представляет очень серьезную опасность для других людей. Его одержимость и почти исключительный интерес к лекарственным веществам и их потенциальной ядовитости вряд ли изменятся, и он вполне может снова применить яд, в любой момент – хладнокровно, спокойно и расчетливо».

Судья Мелфорд Стивенсон приговорил Янга к госпитализации и распорядился поместить его в Бродмур. В начале пребывания в больнице Янг не скрывал своих болезненных пристрастий. Он пародировал Гитлера, бесконечно играл музыку Вагнера и носил кулон со свастикой, сделанный им собственноручно в больничной мастерской. Через несколько недель после прибытия Янга в больницу один из заключенных проглотил цианид, хотя так и не было установлено, виновен ли в этом Янг. Когда в чашке с кофе и чайнике было обнаружено чистящее вещество, возникли подозрения в том, что Янг по-прежнему стремится травить людей. Затем его поведение улучшилось, а в то время это считалось достаточным основанием для условно-досрочного освобождения. В свете последующих событий становится ясно, что Янг просто скрывал свои интересы.

После восьми лет пребывания в Бродмуре Янгу дважды предоставлялся отпуск в доме его сестры, а 4 февраля 1971 г. его выписали. Почти сразу же он устроился на работу кладовщиком. Он завел дружеские отношения с коллегой, у которого позже появились острые боли в животе, затем сильная рвота, а потом отказали ноги. В тот день, кода Янг устраивался на работу в «Хэдлендс» в Бовингдоне, он расписался в аптечном журнале учета ядов в связи с покупкой таллия. После ареста по подозрению в отравлении в «Хэдлендс» его поместили в Брикстонскую тюрьму и 29 июня 1972 г. признали виновным по двум пунктам в убийстве, еще по двум – в покушении на убийство и еще двум – в приготовлении яда. На этот раз его приговорили к пожизненному заключению.

Современные судебные психиатры приходят в ужас при мысли о том, что пациент может выписаться из специализированной больницы сразу в общество. Мы поняли, что поведение пациента в психиатрической больнице под строгим надзором очень мало говорит о том, как он будет вести себя, когда начнет жить самостоятельно, лишь раз в несколько недель общаясь с представителями властей. В течение всего периода содержания Грэма Янга в Бродмуре других судебно-медицинских служб не существовало. В результате расследования причин, позволивших Янгу снова совершить убийство, были выработаны рекомендации создать судебно-психиатрическую больницу нового типа. Планировалось, что в каждом регионе будет по одному такому заведению, что объясняет первоначальное название – «региональное учреждение закрытого типа». Первая больница была открыта в 1980 г. на северо-востоке Англии. С тех пор для таких больниц установлены стандартные меры безопасности. Хотя общее число пациентов, содержащихся в охраняемых психиатрических больницах, установить трудно, по недавней оценке, в Англии и Уэльсе насчитывается около 8000 человек.

Позже я узнал, что, разбив короб и телевизор, Дрю вонзил осколок разбитого экрана себе в предплечье, когда его окружили медсестры. Им удалось зафиксировать его руки и предотвратить дальнейшие травмы. Другие медсестры отвели остальных пациентов подальше. В большинстве случаев – чтобы защитить их, а некоторых – чтобы те не воспользовались моментом, когда персонал отвлекся. Дрю выронил осколок стекла, и две медсестры схватили его за обе руки. Однако это не успокоило его, а разъярило. Он яростно извивался и резко мотал головой из стороны в сторону, пытаясь вырваться из рук медсестер. Вмешались еще три человека, чтобы обездвижить его голову и дергающиеся ноги. Когда Дрю положили на пол, то, что вначале выглядело как беспорядочная свалка, превратилось в синхронные движения. Обездвижив его, медсестры ослабили хватку, пытаясь уговорить Дрю, но это не возымело желаемого эффекта. Используя свои до предела напряженные руки и ноги, он старался стряхнуть медсестер. Одну медсестру, оказавшуюся к нему ближе остальных, он назвал по имени, выкрикивая, каким ужасным образом намерен поступить с ней и ее семьей. Когда его силы иссякли, персонал снова ослабил хватку и попытался убедить его сдаться мирно. Это, казалось, лишь усилило его негодование.

Персонал не был уверен, что его можно отпустить без последствий. Парадоксально, но перевод в изолятор дал бы Дрю больше свободы, поскольку его не сдерживали бы пять медсестер. Как только решение было принято, его вывели из палаты – проделано это было как тщательно спланированная операция, поскольку никто не должен был пострадать.

Хотя в большинстве случаев нападение на человека неприемлемо, можно понять, почему некоторые люди в определенных ситуациях прибегают к насилию. Это способ – хотя и дезадаптивный – достижения определенной цели. Например, так можно дать волю гневу, доминировать над другим человеком, отразить воспринимаемую угрозу или завладеть чужой собственностью. С другой стороны, насилие, направленное на себя, гораздо более загадочно. Какую цель может преследовать атака на собственное тело? Но даже если мотивация очевидна не сразу, нанесение увечий самому себе и суицидальное поведение являются одними из распространенных причин обращения людей в отделения неотложной помощи.

Я спросил Тину, почему Дрю вдруг разбил телевизор. Мы оба знали, что он уже много раз наносил себе увечья, но почему именно сейчас? Тина сказала, что Дрю попросил лоразепам, но ему отказали. Лоразепам – одно из самых общепринятых лекарств в рецептурных карточках стационарных больных, однако он не лечит психические заболевания. Его принимают по мере необходимости, или pro re nata (лат. «в определенных обстоятельствах»), что на больничном диалекте, которым пользуются пациенты и персонал, сокращается до PRN. Действуя на те же рецепторы мозга, что и алкоголь, лоразепам успокаивает. Как и спиртное, он угнетает сознание и в точности так же растормаживает. Так же, как и алкоголь, он может вызывать зависимость.

По словам Тины, Дрю признался, что у него возникло тревожное состояние, но, когда ему отказали в препарате, он «сорвался». В ее тоне сквозило разочарование. «Теперь он все осознал», – добавила она (и это, как я понял, было сказано для более широкой аудитории). Как и многие ее коллеги, Тина задавала мне вопросы о том, чего мы хотим добиться от Дрю, держа его в больнице. Возможно, мы делаем ему только хуже, предположила она. Вообще-то, три месяца назад я уже отвечал на подобные возражения, чтобы обосновать необходимость перевода Дрю из тюрьмы в нашу больницу. «Это просто поведенческий стереотип», – сказала Тина. Ее реакция на Дрю и пациентов вроде него не редкость и совершенно логична.

Чтобы понять происходящее вокруг, нам не нужно собирать все факты, а затем их анализировать. Мы очень хорошо умеем придумывать объяснения. Вместо того чтобы воспринимать мир как последовательность не связанных между собой событий, сознание автоматически выстраивает потенциальные причины. Задумываться над этими мимолетными объяснениями в основном не приходится. Обычно они пролетают в голове, не противореча нашим прогнозам. Одна из причин уделять им больше внимания – это когда от нас этого ждут в силу нашей профессии. Как специалисты в области психического здоровья, мы должны объяснять поведение и с помощью этих объяснений прогнозировать поведение и лечить. Осмысление комплексных данных имеет решающее значение для нашей работы, но этому нас не учат. Мы набираемся этих знаний в процессе работы.

Из своего кабинета я пошел в отделение, чтобы обсудить ситуацию с медсестрами с глазу на глаз. Как и другие