тандеме. Но за тысячи миллионов лет до этого нового изменения полезные модели поведения нашего вида и его самые необходимые наследуемые реакции формировались и совершенствовались во взаимосвязи с обонянием.

Одиночные особи реагировали на специфичные запахи, которые запускали программы спаривания и размножения, заботы о детёнышах, а также реакцию на враждебное поведение, процессы защиты территории и расселения популяции, поиск пищи, укрытия, социальные взаимодействия и другие комплексы поведения млекопитающих. Этим многообразным формам поведения давала толчок не мысль в нашем понимании этого слова, как, например, «уже темнеет, мне нужно построить спальное гнездо», а то, что мы называем настроением, или эмоциями: они автоматически включали соответствующее поведение, — примерно так же, как мы ищем пищу, когда голодны. Жизнь наших предшественников регулировалась эмоциями, а этому способствовала получаемая мозгом информация, которая на том этапе была в основном обонятельной.

Таким образом, в настоящее время наши эмоциональные реакции глубоко внедрены в старую часть нашего мозга, которая никогда не исчезала, но лишь перекрывалась нашим новым, думающим мозгом. Вероятно, по этой причине наши эмоции зачастую весьма независимы от наших более молодых процессов мышления, которые лишь иногда и, как правило, не слишком радикально влияют на наши глубинные чувства.

Если бы по каким-то причинам, отличным от тех, что происходили в реальной действительности, наш биологический вид реализовал свой потенциал для развития рационального мышления в другой среде обитания, мы могли бы в процессе эволюции приобрести разум, в основе которого лежат обонятельные способности, в соответствии с тем, что мы пытаемся представить сейчас для наших ольфаксов. Как бы то ни было, важность ароматов в двух фундаментальных элементах нашего собственного поведения — в еде и сексе — отчасти позволяет нам находить общий язык с существами, которыми движут обонятельные ощущения. Приятное предвкушение и возбуждение аппетита от запаха пищи, а также реальные физиологические процессы вроде слюноотделения, запускаемые этими запахами, говорят сами за себя, равно как и стимуляция сексуального интереса и ответных реакций у многих из нас при использовании парфюмерии.

Тесная связь между сексуальной функцией и обонятельным восприятием была недавно установлена в ходе исследования роли так называемого якобсонова органа, или вомероназального органа, скрытого внутри носовых структур.

Было замечено, что все четвероногие позвоночные обладают двумя отдельными хеморецепторными органами, и это означает, что такого рода дифференциация обонятельных ощущений могла возникнуть ещё у древнейших амфибий. Обе системы связаны нервными путями с гипоталамусом — частью лимбической системы головного мозга, однако вомероназальный путь проходит через мозговые центры, связанные с проявлениями полового поведения. Похоже, что вомероназальные рецепторы более чувствительны к слаболетучим соединениям, чем назальные, и для крупных млекопитающих есть убедительные доказательства того, что вомероназальный орган работает как специализированный рецептор выделяемых половых гормонов, концентрация которых варьирует в зависимости от репродуктивного состояния самки.

Почти у всех копытных животных, а также у представителей таких разнородных групп, как летучие мыши, насекомоядные и плотоядные, самцы в присутствии мочи самки демонстрируют выражение морды, называемое флеменом. Очевидно, это поведение способствует функционированию вомероназального органа, потому что видам, которые способны закрывать наружные ноздри, не отгибая верхнюю губу, для наполнения вомероназального органа не нужно проявлять реакцию флемена. Таким способом при помощи анализа мочи органом, который оценивает её специфический запах, приближение гона у самок этих видов можно обнаружить задолго до начала «течки». Когда концентрация половых гормонов в моче превышает определённый уровень, запускается половое поведение; ниже минимального порога реакции не возникает. Таким образом, вомероназальный орган может играть важную и до сих пор недооцениваемую роль в репродукции млекопитающих, поскольку он участвует как в поведенческих, так и в физиологических реакциях на половые феромоны — выделения желёз, испускаемые животным в воздух.

Для нас представляет интерес то, что этот вомероназальный или якобсонов орган существует на промежуточной стадии внутриутробного развития человека, хотя у взрослого человека он всего лишь рудиментарен; это лишний раз подчёркивает важность обоняния в нашем собственном эволюционном развитии.

Важно отметить тот факт, что две области, в которых обоняние по-прежнему играет для нас главенствующую роль, — это приём пищи и секс. У всех видов важнейшим занятием на протяжении их существования является успешность самосохранения и продолжения рода. Каждая черта их строения, каждое жизненное отправление их тела, каждая особенность их привычек и поведения оттачивается отбором ради содействия успешной способности сохранения и продолжения существования — не только самих себя как отдельных особей, но, прежде всего, своей размножающейся группы и тем самым своего вида в целом.

Физические и поведенческие особенности, которые служат этой первейшей из всех целей, — это глубже всего укоренившиеся черты любого вида. То, что мы сами в настоящее время по-прежнему осознаём влияние обоняния на пробуждение аппетита и на удовлетворение сексуального влечения, является определённого рода свидетельством безусловно фундаментальной природы обоняния в нашем отдалённом эволюционном прошлом.

Подтверждение таким фактам часто можно отыскать в самых неожиданных крупицах информации. Например, медицинский персонал больниц часто считает довольно забавным тот факт, что пожилые пациенты, у которых ухудшаются способности, часто высказывают сексуальные мысли или проявляют сексуальный интерес. Часто сообщалось о случаях сексуальной ревности у восьмидесятилетних стариков, объектом которой иногда становились недееспособные женщины.

Если мы вспомним, что любой дегенеративный процесс начинается с потери функции, приобретённой позднее всего, тогда как самая старая и когда-то самая важная сохраняется до конца, эта явная причуда пожилых людей становится понятной. Среди их органов чувств слух и зрение зачастую ухудшаются в первую очередь. Однако обоняние остаётся ненарушенным. Это чувство, не контролируемое и не изменённое зрительными и слуховыми данными, снабжает информацией, ради отслеживания которой оно эволюционировало, и доставляет её в своей собственной манере.

Обоняние приносит новости о телах окружающих существ. Пожилой человек, у которого ухудшились зрение и слух, открыт для языка своего обоняния, и остатки его логики и рассудка могут лишь проигрывать битву с этим древнейшим источником новостей.

Мы наблюдали много подобных случаев, но один из них наглядно иллюстрирует это. Восьмидесятишестилетний мужчина превратил жизнь своей жены в страдание из-за своей яростной ревности. Она не могла сказать ничего, что убедило бы его в её верности. Он постоянно принюхивался, словно собака-ищейка, утверждая, что может распознать предательские запахи. Его жена была семидесятисемилетней калекой, прикованной к инвалидному креслу!

В ходе своих наблюдений за шизофрениками Хоффер и Осмонд заметили множество подобных «галлюцинаций». Они были убеждены, что эти явления на самом деле вовсе не были галлюцинациями, и их можно было объяснить повышенной остротой восприятия запахов.

Потенциал сбора информации при помощи носа был частью нашего прошлого и остаётся с нами, даже несмотря на то, что его заглушило доминирование зрительного мозга и слоя неокортекса, который наделяет нас разумом. Если бы эволюция нашего вида пошла