Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Моя комната была рядом с комнатой Эммы. Ее дверь была закрыта.
Я принял душ и приготовил одежду на завтра. Сел на край кровати и послал эсэмэску Жанетт Лау: «Заведено ли официальное дело о вчерашнем нападении на Э. Леру?»
Потом я приоткрыл дверь спальни, чтобы все слышать, и погасил свет.
По дороге в аэропорт нас никто не преследовал.
Ехали мы в «рено-мегане» Эммы, зеленом кабриолете. Мой пикап «исудзу» остался в гараже Карела («Эмма, здесь места больше чем достаточно!»).
Утром хозяин дома меня совершенно игнорировал.
— Вы сядете за руль, мистер Леммер? — спросила Эмма.
— Если это вам удобно, мисс Леру.
Мы в последний раз беседовали с ней так сухо и официально. Пока между Фишерсхавеном и трассой номер 2 я знакомился с автоматической коробкой передач и потрясающей мощью двухлитрового двигателя, она попросила:
— Зовите меня Эммой.
В таких случаях всегда наступает неловкий момент, потому что люди ждут от меня ответной реакции. Но я предпочитаю никому не открывать своего имени.
— А меня зовите Леммером.
Сначала я то и дело поглядывал в зеркало заднего вида, потому что именно так можно скорее всего засечь хвост. Но я ничего не заметил. Я постоянно менял скорость — от девяноста до ста двадцати километров в час. Когда мы взбирались на перевал Хаухук, меня заинтересовал белый японский седан, который ехал впереди нас. Несмотря на все принимаемые мной предосторожности, седан шел на той же скорости, что и мы. Мои подозрения укрепились, когда мы преодолели перевал, и я разогнал «рено» до ста сорока.
За несколько километров до Грабау я решил убедиться наверняка. Не доезжая до перекрестка, я включил поворотник, сбросил скорость, как будто собирался повернуть, и стал следить за белой машиной. Никакой реакции, она продолжала идти прямо. Я выключил поворотник и прибавил газу.
— Вы знаете дорогу? — вежливо спросила Эмма.
— Да, я знаю дорогу, — ответил я.
Она кивнула, вполне удовлетворившись моим ответом, и стала рыться в сумочке. Наконец, она достала оттуда солнечные очки.
Международный аэропорт Кейптауна являл собой настоящий хаос — слишком мало парковочных мест на стоянке из-за всевозможных пристроек, слишком много народу — настоящий пчелиный улей. Как будто вся страна снялась с места на рождественские каникулы, причем все желали попасть на место назначения как можно быстрее. Буквально яблоку негде было упасть!
— А как же ваше оружие? — спросила она, когда мы направлялись в зал вылета.
— У меня его нет.
Она нахмурилась.
— Карел просто так предположил, — пояснил я.
— Вот как, — разочарованно протянула она. Ей хотелось убедиться в том, что ее телохранитель должным образом оснащен.
Я молчал до тех пор, пока мы не прошли через рамку металлоискателя. Потом мы увидели кафе и стали ждать, пока освободится столик.
— Я думала, вы вооружены, — огорченно произнесла она.
— С оружием все только усложняется. Особенно в пути. — Не стоило объяснять ей, что условно-досрочно освобожденные из мест лишения свободы не имеют права носить оружие.
Наконец столик освободился, и мы сели.
— Кофе? — спросил я.
— Да, пожалуйста. Капучино, если он у них есть. Без сахара.
Я встал в конец очереди, но так, чтобы видеть ее. Она сидела, сжимая в руке посадочный талон и время от времени поглядывая на него. О чем она, интересно, сейчас думает? Об оружии и степени защиты, которую она ожидала найти? О том, что ждет нас впереди?
Вот тогда-то я его и увидел. Он ловко протискивался между столиками, не сводя глаз с Эммы. Высокий, белый, с аккуратной бородкой, в горчичного цвета футболке, выглаженных джинсах, спортивной куртке. На вид ему было сорок с небольшим. Я рванул с места, но он находился слишком близко от нее, и я не успел его перехватить. Он протянул руку к ее плечу, и я его заблокировал, схватил за запястье и выкрутил руку, потянул на себя и прижал к колонне за спиной у Эммы, но спокойно, без особых усилий. Я не хотел привлекать к себе внимание.
Он издал возглас удивления.
— Эй! — воскликнул он.
Эмма подняла глаза. Она была смущена; вся напряглась от страха. Но бородача она узнала.
— Стоффель? — спросила она.
Стоффель посмотрел на нее, потом на меня. Дернулся назад, пытаясь высвободить руку. Он был силен, но координация подкачала. Любитель. Я чуть-чуть ослабил хватку.
— Ваш знакомый? — спросил я у Эммы.
— Да, да! Это Стоффель.
Я выпустил его, и он выдернул руку.
— Вы кто? — спросил он.
Я стоял почти вплотную к нему, меряя его устрашающим взглядом. Ему это не понравилось. Эмма встала и, как бы извиняясь, всплеснула руками.
— Стоффель, произошло недоразумение. Какая неожиданная встреча! Рада тебя видеть. Пожалуйста, садись.
Но Стоффель явно обиделся:
— Кто этот тип?
Эмма взяла его за руку:
— Давай хоть поздороваемся! Ведь ничего не случилось.
Она тянула его прочь от меня. Он позволил ей увести себя. Она подставила ему щеку. Он быстро чмокнул ее — покосившись на меня, как будто опасался новых неожиданных действий с моей стороны.
— Хотите кофе? — дружелюбно предложил я.
Он ответил не сразу. Сначала медленно и торжественно сел, восстанавливая таким образом свое попранное достоинство.
— Да, пожалуйста, — сказал он. — С молоком и сахаром.
На лице Эммы появилась слабая улыбка; она перестала тревожиться и быстро взглянула на меня, как будто мы с ней разделяли общую тайну.
Мы летели в Нелспрёйт рейсом «ЮАР-экспресс» на пятидесятиместном самолете «Канадэйр». Я сидел рядом с Эммой, у прохода; она сидела у окна. Свободных мест на борту почти не было. Я насчитал по меньшей мере десятерых пассажиров, которые, судя по возрасту, полу и уровню интереса, могли бы оказаться воображаемыми врагами Эммы. У меня возникли определенные сомнения. Искать слежку на борту самолета — это перегиб, ведь место отправления и место назначения известны заранее.
Перед взлетом она сообщила:
— Стоффель — адвокат.
Пока они пили кофе, я отошел в сторонку. За столиком было только два места; я предпочел стоять, потому что так обзор был шире. Кроме того, я пользовался последней возможностью вытянуть ноги. Я ожидал, что Стоффель поинтересуется моей персоной, но она ловко обходила данный вопрос.
— Он хороший парень, — сказала она про Стоффеля. А потом добавила: — Несколько лет назад мы с ним встречались… — В ее голосе слышалась ностальгия, воспоминания об общей истории. Потом она вытащила из кармана на кресле журнал авиакомпании и с шелестом раскрыла его.