— А лакомка кто? Который из вас самый большой лакомка?

— Наверно, я, — ответили оба в один голос.

Дама звонко рассмеялась. «Ну до чего ж милы!» — казалось, подумала она.

— А который из вас самый… везучий? Скажите-ка мне…

Мальчики переглянулись. Об этом они никогда не задумывались. Везло обоим сразу, или не везло — тоже обоим, тут и думать не о чем. Даму их молчание не смутило.

— Покажите мне ваши руки, и я вам сама скажу.

— Руки?

— Да. У каждого из вас на ладони есть такие линии — они говорящие. А вы не знали?

Алекс тихонько помотал головой. Ему не хотелось продолжать этот разговор. Бьющее на эффект очарование незнакомки было ему как-то не по душе. Зато на Бриско оно, кажется, подействовало.

— Нет, не знали! — сказал он.

Алекс предостерегающе толкнул его коленкой: «Осторожно, Бриско, осторожно! Ты что, не чувствуешь опасности?» Но он видел, что брата уже понесло.

— Правда? — сказала дама.

И наклонилась к ним.

Она, не спросив, схватила левую руку Алекса и повернула ее ладонью вверх.

— Посмотрим… О, какая великолепная линия сердца! Смотри, как ясно прочерчена и как тянется от запястья до самого холма Юпитера, вот тут, у основания указательного пальца! Чудо что за линия!

Ее мягкие теплые пальцы придерживали пальцы Алекса, которому было и приятно, и не по себе.

— Знаешь, мне редко доводилось видеть столь совершенную линию сердца! Тебя ждет великая любовь, это я тебе предсказываю.

Наступило молчание; потом дама поглядела на него, лукаво прищурившись:

— Но у тебя, может быть, уже есть возлюбленная?

— Нет, — промямлил Алекс, а Бриско прыснул.

— Великая, прекрасная, долгая-долгая любовь… — мечтательно проговорила дама. — Везет же тебе!

Алекс не знал, куда деваться.

— Спасибо… — неловко бросил он, лишь бы скорей отделаться, и отнял руку.

Теперь настала очередь Бриско, и он уже нетерпеливо тянул руку к даме. Та — странное дело! — не спешила ее взять. Она только взглянула издали на раскрытую ладонь Бриско, но того, что увидела, было достаточно, чтоб она совершенно преобразилась. Несколько секунд она была на себя не похожа. Как будто забыла роль, которую только что играла. Или, скорее, как будто другая женщина, твердая, может, и жестокая, скрывалась под личиной прежней, а тут заняла ее место — так резко и хищно обозначилась горбинка на носу, таким холодным желтым огнем засветились глаза.

— Покажи-ка… — проговорила она и медленно, очень медленно потянулась к ладони Бриско, взяла ее в обе руки и стала вглядываться.

— Да… да… — прошептала она. — Вот оно… Ты…

— У меня тоже великолепная линия сердца? — спросил мальчик.

— Да, то есть нет, я хотела сказать, ты…

Казалось, эту женщину, еще секунду назад такую хладнокровную и уверенную в себе, сейчас целиком захватило какое-то необычайно сильное чувство.

Тележка еле ползла по земляной галерее. Пассажиры чуть не задевали головами низкий потолок. Чем дальше, тем отчетливее становилось впечатление, что они едут по заброшенному тоннелю, который никуда не ведет.

— Эй! — воскликнул Алекс. — Где это мы? Похоже, мы заблудились!

— Н-да, — согласился Бриско, — я тут никогда не проезжал!

— Не беспокойтесь, — сказала дама, не сводя глаз с раскрытой ладони Бриско, — это просто объезд. Вам разве не сказали?

Нет, госпожа Хольм ничего им не говорила, и Алекс не мог отделаться от мысли, что такого вообще быть не может. Эта добрая душа ни за какие блага в мире не пренебрегла бы своей обязанностью предупредить их, если б что-то знала. У него тревожно заныло в груди. Он потянулся к красной ручке, готовый дернуть за нее. Но эта попытка была немедленно пресечена. Длинные изящные пальцы дамы сомкнулись на его локте, и Алекса поразила крепость ее хватки.

— Не трогай! — рявкнула она; потом, спохватившись, добавила мягко: — Не надо, мой мальчик, оставь. Мы уже вот-вот приедем.

Тележка натужно скрипела. Они ехали по длинной темной штольне, которая становилась все уже и уже. Мальчики теснее прижались друг к другу.

— Смотри, — прошептал Бриско, показывая пальцем вперед и вниз, — похоже, тележку-то тащат на веревке! Вон, по земле тянется!

— Да, что-то тут не так. И едет не как всегда…

В самом деле, вместо обычного ровного хода тележка двигалась рывками, словно тот, кто тянул ее, там, на том конце, не знал своего дела.

— Куда мы едем, как ты думаешь? — шепотом спросил Бриско.

— Не знаю…

Наконец далеко впереди что-то засветилось — вроде полоски света из-под двери.

— Вот и приехали… — сказала дама.

Это действительно была дверь — грубо сколоченная из неструганых досок и такая низкая, что пролезть в нее можно было только на четвереньках. Галерея упиралась в нее и на этом кончалась. Тележка ткнулась в дверь. Дама, не вылезая, извернулась на сиденье и постучала. Никто не ответил, и она с силой ударила в дверь кулаком.

— Эт’вы, мадам? — отозвался из-за двери хриплый голос.

— Кто же еще, дурень! Брось веревку и открывай!

Перекосившаяся дверь заскребла по полу, взвизгнули петли, и в галерею хлынул ослепительный дневной свет. Все трое пассажиров заслонили глаза ладонями.

Дальше все произошло очень быстро. В проеме появилась чья-то огромная взъерошенная голова. Какой-то человек-кабан. Он вполз на четвереньках и кратко спросил:

— Который?

— Вот этот! — сказала дама, показывая на Бриско.

Человек протянул огромную ручищу, ухватил Бриско за ворот, сдернул с сиденья и поволок.

— Бриско! — закричал Алекс, цепляясь за брата.

Дама еще раз продемонстрировала свою недюжинную силу: она так ударила Алекса по руке, что он от боли разжал пальцы.

Едва здоровяк со своим пленником скрылся за дверью, она соскочила с тележки и поползла следом, не обращая внимания на месиво грязи и снега, тут же перепачкавшее ее одежду и колени.

— Бриско! — заорал Алекс и попытался догнать похитителей.

Он по пояс просунулся в проем; но дама, перевернувшись на спину, принялась брыкать его ногами, не давая двинуться дальше.

Поскольку он все равно не отступался, на помощь даме пришел ее подручный и со всего размаху ударил его коленом в лицо. Алекс отлетел назад в галерею и стукнулся головой о тележку. Когда он сумел подняться, оглушенный, дверь уже захлопнулась и он остался в темноте. Он кинулся к двери, пытаясь ее открыть, но ухватиться было не за что, он только обломал себе ногти. Алекс колотил, тряс эту дверь, потом припал головой к доскам, захлебываясь рыданиями.