Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А может, наркота?
— Ну и наркота в какой-то степени.
Назаров подумал, что это какой-никакой, все-таки выход. По крайней мере, кукла будет в постели. Федьку же уложить несложно.
— Отлично, девочка, вали в ванную, хорошенько помойся и в постель.
— Подожди, Витя. Посидим еще. Там Федька Синяк байки травит, обхохочешься.
— Ладно, пойдем, — подумав, согласился Назар и вывел Людмилу в большую комнату, где на диване развалился Гавриленко, за столом, что-то рассказывая, курил хозяин дома Федор Алтунин.
Назаров демонстративно посмотрел на часы и твердо проговорил:
— Так! Допиваем, что осталось, и отбой!
— Чего отбой-то? — воскликнул Федор. — Я к соседке слетаю, еще бухла принесу. Хорошо же сидим. Вы уедете, с кем я так душевно посижу?
— Сказал, хватит! — Назар был категоричен. — Разливай по последней, Федька. Приберешься утром.
Федор разлил водку. Выпили, закусили, выкурили по сигарете, и Федька вышел во двор. А Виктор отвел Гавриленко в сторону и сказал:
— Ты, Степа, гляди за ним. Выпускать из хаты нельзя!
— Лады. Че Абдулла сказал-то?
— Ничего, пронюхал, что я поддатый, сказал, что завтра перезвонит.
— Значит, скоро дело. Да быстрее бы уже, надоело в этой вонючей хате сидеть.
— Ты прикинь, как Синяка кончать будешь.
— А чего прикидывать? Сверну шею, и все дела.
— Нет, Степа, надо сделать так, чтобы под несчастный случай прокатило.
— Ну, тогда Федька по пьянке поскользнется и ударится виском о край стола.
— Это другое дело. Ладно я пошел в спальню, утром после разговора с Абдуллой побазарим.
— Ты ему напомни, чтобы «бабло» вовремя на счета бросил.
— Если он завтра не урежет долю.
— Урежет, пусть сам работает.
— Мне ему так и сказать?
— А что?
— А то! Долго ли мы проживем после этого?
— Что, у Абдуллы в каждом поселке свои люди есть?
— Насчет каждого не знаю, но здесь есть, ты забыл о Рустаме?
— Черт, действительно, этот грузин — мутный тип.
— Ладно, Гаврик, будем живы, не помрем.
— А будем живы?
— Не знаю, как ты, а лично я подыхать не собираюсь. Сейчас не собираюсь.
— Можно подумать, я собираюсь.
— Федька возвращается. Смотри, он на тебе, я пошел! До завтра!
Гавриленко дождался, пока не уснет Федька, и лег в зале, чтобы тот не мог незаметно выйти из своей комнаты. Комнаты в доме были небольшими, выходить, конечно, можно, но не бесшумно. Бесшумно, как ни старайся, не получится. А Гавриленко даже пьяный спал чутко…
Назаров проснулся рано, чуть ли не в шесть часов. От вчерашнего выпитого болела голова. Он вышел во двор, принял холодный душ. Вода освежила его, молоточки перестали бить по вискам. Затем присел на скамейку под старым кленом. День сегодня обещал быть жарким. Он подумал: только май, а уже так жарко.
На крыльцо вдруг вывалился Федор, за ним, словно тень, появился Гавриленко. У хозяина дома глаза представляли собой узкие щелки, волосы взъерошены.
— Доброе утро, Федька, — усмехнулся Назаров.
— Смеешься, что ли? Какое оно, к черту, доброе? Шарабан раскалывается, сил нет, мутит, вывернет, если не похмелиться. А твой корешок, Степан, не дает.
— Дай ему, Степа, выпить. А то, не ровен час, вместе с желчью желчный пузырь выплюнет, — распорядился Назаров.
— Во, а я о чем? — повернулся Федор к Гавриленко.
— Умойся сначала, чудик, — ответил тот.
— Пошли, болезный, — вздохнул Гавриленко и подтолкнул Федора обратно в дом.
Вскоре они вернулись. Федор заметно оживился:
— Во, другое дело. Человеком себя почувствовал. Водка чудеса творит, она тебя и на дно бросает, и наверх поднимает. Главное, чтобы всегда под рукой была.
— Иди в душ, — приказал Назаров, — да приведи себя в порядок, побрейся, помойся.
— Так вода ж там еще не нагрелась.
— Ступай, Федька, а то кран перекрою.
— Садисты вы, — пробурчал хозяин дома, но в душ пошел.
Как только он скрылся за дверью, Назаров поднялся:
— Ты, Степа, гляди за ним.
— А я чего делаю? Это тебе ништяк, ловишь кайф с Людкой, а мне за этим глупомордым смотреть.
— Дело сделаем, «бабки» получим, и на отстой. Тогда расслабишься.
— Слушай, Назар, а может, получив «бабло» да уделав Федьку, рванем куда-нибудь подальше?
— Кто нас за границу выпустит, Степа?
— А на хрена за границу? В Сибирь уедем. На Енисей. Там местечко подберем, затаримся продуктами и к деревне какой примкнемся.
— Надолго нам бабок Абдуллы хватит?
— Если не особо шиковать, надолго.
— Ты чего-то боишься?
— Не боюсь, Витя, но стремно как-то. С этим Абдуллой точняк залетим. Если не сами, то он избавиться от нас.
— Зачем ему это?
— А хрен его знает? Духам доверять нельзя, продадут в момент.
— Кому? Ментовке?
— Бери выше, ФСБ.
— Он не идиот, чтобы сдавать нас, мы же и его сольем.
— И че? Ну сольем. Он где? В Афгане, его не достать, а нас до конца дней в клетку закроют.
— Не дрейфь, Степа. Все будет нормально.
— И откуда такая уверенность?
— Мы еще нужны Абдулле. А пока нужны, он нас не тронет, а будет платить. Когда наберем приличную сумму да переведем ее на другие счета, тогда можно будет подумать, как спрыгнуть с паровоза.
— О Рустаме не думал? Так он и даст набить «бабла» да свалить. Только сунемся переводить деньги на другие счета, грузин нас обоих и порешит.
— Это поглядим еще, кто кого порешит, — зловеще ухмыльнулся Назаров.
— Рустам хитрый, его просто так не возьмешь.
— Я же сказал, Степа, все будет нормально. Пока работаем на Абдуллу.
— Ну, гляди, я, конечно, с тобой, тока не пропасть бы.
— Не пропадем. Ты Федора, как выйдет, в дом заведи и никого оттуда не выпускай.
— А если Людка в сортир захочет?
— Она до обеда спать будет, я ей под утро дозу дал.
— Не загнется?
— Не-е. Я знаю, сколько давать.
— Сам с Абдуллой базарить будешь?
— Догадливый.
— Здесь опасно, Витя, шел бы в сад.