Василла опустилась на колени и в неком благочестивом ритуале прижимала к лицу окровавленные ладони. Она беззвучно шевелила покрытыми теплой кровью губами, вознося хвалу далекому Императору.

Меррик отвлеченно перезаряжал дробовик, громко щелкая загоняемыми в казенник патронами. Кибермастиф бродил по залу, погружая окровавленную пасть в трупы.

— Ко мне, — позвал его Меррик. Существо подчинилось, блеснув красными глазными линзами.

Кхатан, ткнув копьем в жирное тело, сдернула с его шеи золотой медальон. Улыбка молодой луной озарила ее темное худощавое лицо. Пришло время ее любимой части миссии: после правосудия начинался грабеж.

+ Мы возвращаемся на орбиту, + передал Галео инквизитору.

Анника склонила голову в знак благодарности.

— Спасибо. Дальше мы сами управимся.

Я отвернулся. Мне послышалось биение сердца.

— Гиперион? — позвала меня Анника.

+ Гиперион? + раздался в моем сознании голос Галео.

Я не обратил на них внимания, внимательно изучая тела, позволив взору следовать за слухом. Сердцебиение казалось не более чем глухим влажным стуком, ослабевшим от аритмии.

Там. Один из дворцовых стражей — его разорванное тело, от которого осталась лишь верхняя половина, валялось на полу. Каким-то чудом он был еще жив. Верный присяге до самого конца, он дрожащими руками сжимал винтовку, целясь в причину всего этого разрушения.

Дарфорд заметил опасность в последний момент. Он успел выкрикнуть только часть имени Анники, когда страж нажал спусковой крючок. Лазган выстрелил. Я мгновенно простер руку в сторону инквизитора.

Она не успела даже обернуться, когда лазерный луч преломился и оставил глубокую борозду в золоченой стене.

Секунду спустя я высвободил свой гнев. Фиолетовое пламя объяло тело и душу стража. Он завопил, рассыпаясь пеплом в луже собственной кипящей крови. Должно быть, смрад стоял сильнейший, но фильтр шлема не пропускал его.

Анника откашлялась, когда от человека остался лишь ухмыляющийся почерневший скелет. Затем инквизитор уставилась на выжженную дыру в стене.

— Кого мне следует благодарить? — спросил она.

Я опустил руку, и силовой щит вокруг нее рассеялся.

— Я живу, чтобы служить, инквизитор.

I

Она зашла ко мне только через тринадцать часов. Дверь издала переливчатую трель, прежде чем с лязгом подняться на гидравлике. Забавно, но инквизитор вошла не сразу. Анника замерла у входа, положив руки на стальной косяк.

— Миягге ковнесс ан?

— Да, инквизитор, вы можете войти.

— Ах, — понимающе улыбнулась она. — Сегодня без фенрисийского. Ты злишься на меня?

Я действительно таким казался? Странно. На самом деле я не злился. Во дворце она вела себя неразумно, но вреда от этого не было.

— Не совсем, инквизитор. Я хочу поскорее покинуть систему. Только и всего.

Сняв боевое облачение и символы власти, она осталась в высоких ботинках и черном бодиглаве, который обтягивал ее фигуру так плотно, что грозил лопнуть. Моя подготовка стерла способность чувствовать физиологическое влечение, но мне все равно было приятно наблюдать за беспощадно-женственной грацией в игре ее мышц. Она была здоровой самкой в расцвете сил — охотница в черном со свободно ниспадающими на плечи длинными волосами.

Надо сказать, фенрисийцы мало внимания обращали на манеры. Анника вошла в мою скромную обитель и немедленно провела пальцами по развешенным на стенах пергаментным свиткам.

— Пожалуйста, не трогайте их, — попросил я.

— Что это?

Это были мои личные записи — пергаменты, подробно освещающие деяния, которые мы с братьями совершили за тот короткий год, когда я был удостоен чести служить юстикару Галео. Причина, по которой она не могла прочесть их, была в руническом письме. Все, что считалось важным для нашего ордена, я писал на треценти, одном из шифрованных языков Титана. В базовом алфавите он использовал триста отдельных букв и не имел разговорного аналога.

— Это личный архив, — объяснил я.

— Бумага прекрасна. Текстура… — Анника колебалась, ее пальцы едва не коснулись ее вновь.

— Это папирус.

Бровь Анники вздернулась.

— Терранский?

Я едва сдержал смех при мысли о растительности на Терре.

— Очень смешно, инквизитор Ярлсдоттир. Я чем-то могу быть вам полезен?

Анника втянула сквозь зубы воздух, глядя по-волчьи даже тогда, когда этого не хотела.

— Я вернулась с Хета двадцать минут назад. Тщательная проверка оставшихся уровней Администратума ведется, но мы очистили гнездо хоггорма.

Я промолчал. Она смотрела на мою приподнятую бровь.

— Как, у вас на Титане не водятся хоггормы? — спросила она.

И опять я смолчал. На Титане ничего не водится — поверхность мира едва ли приспособлена для жизни, местной или какой-либо еще. Она знала это так же хорошо, как и я.

Анника улыбнулась.

— А до Титана? На твоем родном мире не было рептилий?

В этот раз я не сумел сдержать улыбку.

— Вы прекрасно знаете, что Серого Рыцаря бессмысленно расспрашивать о прошлом, инквизитор.

Ее улыбка переросла в широкую ухмылку, сверкнули белые зубы и яркие глаза.

— Я знаю это, и очень хорошо. Возможно, мне просто нравится эта игра. Хоггорм — это ползучий гад. Очень ядовитый.

— Змея. Мне следовало догадаться, спасибо.

Она предпочла не замечать моего сухого тона.

— Когда прибудет новый лорд-милитант, ему придется заново выстраивать структуру планетарной власти.

В этом не было ничего удивительного. Глубокие зачистки требовали подобного, и я понимал, почему она решила мне все рассказать. Анника была лишь одним из трех инквизиторов со свитами, находящихся на поверхности Хета. Более чем достаточно, чтобы разобраться с текущими проблемами. Дарфорд, с его склонностью к изощренным речевым оборотам, назвал бы это чрезмерностью.

— Инквизитор, мне неинтересны особенности реструктуризации бюрократического аппарата. Полагаю, вы здесь по какой-то иной причине?

Прочесть ее разум не составило для меня особого труда. Раздражение делало мысли Анники зазубренными, слова вязли в нерешительности. Она знала, что хочет спросить, но не была уверена, как это вернее выразить.

Анника словно ожидала, что в ее просьбе будет отказано, стоит лишь ее озвучить. Это только распалило мое любопытство.

Я прервал психическое прикосновение, не чувствуя вины за вторжение. Страстные натуры прочесть легче всего. На самом деле, скорее приходилось прилагать усилия, чтобы не слышать их мыслей, и Анника была лучшим тому примером. За пределами монастырских стен мне довелось общаться с относительно небольшим количеством людей, и разум Анники определенно был одним из самых «громких».