как следствие, и предприятия, то есть сфера производства как то, где прогнозируется будущая доходность, не существуют без договорённостей, общественных норм, технических норм, норм истинности[16], этого мета-уровня, где тела и вещи существуют как товар ещё до того, как им будет назначена цена. Развиваются коммуникационный сектор и сектор контроля, потому что увеличение стоимости товаров требует организации циклического оборота информации, параллельного обороту товаров, и производства коллективных убеждений, которые объективируются в форме стоимости. Чтобы состоялся обмен, сперва требуется «формальная оболочка» – информация о том и оформление того, что обменивается, – форматирование, придание товарного вида, которое становится условием для рыночной сделки и позволяет соотнести меняемое ещё до обмена. Это верно для имущества, верно и для людей. Совершенствовать оборот информации значит совершенствовать рынок как универсальный инструмент согласования. Вопреки предположениям либеральной гипотезы, для поддержания хрупкого капитализма одного договора в общественных отношениях недостаточно. После 1929 года ЛЮДИ начинают осознавать, что под каждый договор должен подбираться контроль. Кибернетика входит в сферу функционирования капитализма с тем, чтобы снизить неопределённость, неизмеримость, издержки ожиданий, которые вторгаются в любые рыночные операции. Она вносит вклад в укрепление той базы, на которой механизмы капитализма могут существовать, она смазывает абстрактную машину Капитала.

При кибернетическом капитализме политический аспект политэкономии главенствует над её экономическим аспектом. Или, как понимает это с точки зрения экономической теории Джоан Робинсон, комментируя Кейнса: «Как только мы признаём неуверенность в ожиданиях, обусловливающих экономическое поведение, равновесие теряет значение и на его место приходит История». Политический аспект, трактуемый здесь расширительно как то, что подчиняет, нормализует, определяет всё, что проходит через тела и может вписать себя в общественно признаваемые ценности, что извлекает форму из форм-жизни[17], – это ключ и для «роста», и для воспроизводства системы: с одной стороны, первым источником повышения стоимости становится накопление энергии, её поляризация и кристаллизация; с другой стороны, прибавочная стоимость может возникнуть из любой точки биополитической ткани, при условии, что эта ткань непрерывно себя воспроизводит. То, что все издержки могут превращаться в оцениваемые параметры, означает также, что Капитал глубоко пронизывает все живые потоки: социализация экономики и антропоморфизм Капитала – два совместных и неразделимых процесса. Необходимое и достаточное условие для их реализации: чтобы любой случайный шаг попадал в зону действия механизмов надзора и сбора данных. Первые из них вдохновлены тюрьмой, поскольку вводят режим паноптического всевидения и централизации. Долгое время они были в монопольном владении современного Государства. Вторые вдохновляются информационными технологиями, поскольку стремятся к созданию децентрализованной разметки в реальном времени. Общий горизонт этих средств – тотальная прозрачность, полное соответствие между картой и территорией, жажда знания, сгущённая до того уровня, когда становится уже жаждой власти. Один из фронтов кибернетики состоял в том, чтобы сделать системы слежки и надзора замкнутыми, так, чтобы за надзирателями или следящими также надзирали и ⁄ или следили, что по мере социализации контроля стало визитной карточкой «информационного общества». Сектор контроля обособляется, потому что возникает потребность в контроле за контролем, так как рыночные потоки теперь дублируются потоками информации, чьи обращение и безопасность нужно в свою очередь оптимизировать. И на вершине этого нагромождения контролей – государственный контроль, полиция и право, легитимное насилие и судебная власть выступают в роли контролёров последней инстанции. Такое раздувание слежки, свойственное «обществам контроля», Делёз объясняет просто: «Они бегут отовсюду». Что постоянно утверждает необходимость контроля. «В дисциплинарных обществах человек постоянно начинает заново (от школы – к казарме [и т. д.]), тогда как в обществах контроля, напротив, ничто никогда не кончается»16.

Так что ничего удивительного, что развитие кибернетического капитализма сопровождается развитием всех форм подавления, гиперсекъюритаризмом. Традиционная дисциплина, чрезвычайное положение призваны расширяться в системе, целиком сконцентрированной на страхе угрозы. Внешнее противоречие между усилением репрессивных функций государства и неолиберальным экономическим дискурсом, проповедующим «минимальное государство», – что, например, позволяет Лоику Вакану пуститься в критику либеральной идеологии как скрывающей подъём «карательного государства», – может быть понято только сквозь призму кибернетической гипотезы. Лиотар объясняет: «В любой кибернетической системе обязательно присутствует базисная единица отсчёта, которая позволяет измерить отклонение, произведённое включением в систему некоего события, затем, благодаря сему измерению, перевести это событие в информацию для системы и наконец, если речь идёт о налаженной гомеостатической системе, обнулить это отклонение и вернуть систему к тому количеству энергии или информации, которое содержалось в ней до того. […]

Страница журнала “Tiqqun” с оригинальным текстом

Задержимся здесь на минуту. Мы видим, что принятие такой точки зрения на общество, то есть деспотическая фантазия о главе, коего стоит поставить на предполагаемое место центрального нуля и тем самым отождествить с матричным […] может разве что принудить его к расширению своего представления об угрозе и, следовательно, защите. Ибо какое событие не повлечёт с этой точки зрения угрозы? Да никакое; совсем наоборот, ведь являясь пертурбациями циклического порядка, воспроизводя то же самое, все события требуют мобилизации энергии с целью присвоения и устранения. Это слишком абстрактно? Нужен “пример”? Вот вам проект, который учиняют высшие французские сферы, организуя под эгидой Оперативного центра сухопутных войск “Оперативную защиту территории”, организацию, специально предназначенную для предотвращения “внутренних” угроз, способных родиться в смутных складках “социального тела”, чьей прозорливой головой, не больше и не меньше, мнит себя штаб: эта прозорливость называется национальной картотекой; […] перевод события в информацию для системы именуется документацией […]; в итоге исполнение регулирующих распоряжений и их вписывание в “социальное тело”, особенно если представить себе это последнее в виде жертвы какой-нибудь сильной эмоции, например, панического страха, способного потрясти его во всех смыслах в случае развязывания ядерной войны (в равной степени поймите и так: если поднимется незнамо какая сочтённая безумной волна недовольства, протеста, гражданского неповиновения), – это исполнение требует досконального и тонкого проникновения передающих каналов в социальную “плоть”, то есть, как о том великолепно говорит высокопоставленный офицер, "полиции стихийных движений”»17. Тюрьма, таким образом, находится на вершине пирамиды механизмов контроля, гарантом последней инстанции, что никакое событие не побеспокоит социальное тело, не нарушит оборот людей и благ. И поскольку логика кибернетики в том, чтобы заменить централизованные, оседлые формы контроля на средства выслеживания, кочевые формы контроля, то и тюрьма как классический механизм надзора очевидным образом дополняется такими формами сбора данных, как, например, электронные браслеты. Развитие “community police” в англосаксонском мире и «окружная полиция» во Франции соответствуют кибернетической логике предотвращения событий, создания обратной связи. По этой логике любые волнения в какой-либо зоне лучше всего будут погашены именно самыми ближними подзонами.

Если подавление при кибернетическом