– Вы что делаете, придурки?! – с негодованием спросила я, немного опомнившись и обретя дар речи. – Кто вы такие?! Пустите меня!!!

Я попыталась вырваться из железных клещей, но это было бесполезно.

Машина быстро неслась по направлению к Дмитровскому шоссе. Тот, что сидел впереди рядом с водителем, повернулся и посмотрел на меня между спинками сидений. Это был мужчина с короткими светлыми волосами, лет тридцати от роду, со свернутым направо длинным носом и багровым шрамом, идущим от правого уголка губ к уху, как будто его полоснули по щеке ножом. В черных глазах его стояла холодная, непроницаемая мгла, за которой смутно угадывались очертания закоренелого и расчетливого убийцы. Я внутренне содрогнулась от его колючего взгляда, а он усмехнулся и, словно увидев мой страх, сказал:

– Ну, здравствуй, Катерина. Давненько не виделись.

Вернув из пяток сбежавшую душу, я собралась с силами и бросила ему в лицо с едкой усмешкой:

– Ты ошибся, глупый, я не Катерина. У тебя этот шрам, наверное, появился, когда мозги вырезали?

Искалеченная щека дернулась, словно к ней подвели электрический ток, глаза еще больше потемнели и начали наливаться злобой. Сейчас он вцепится мне в горло и задушит, мелькнуло у меня. Но, видимо, мое время еще не пришло.

Подавив в себе гнев и сменив его на легкую иронию, он хрипло бросил:

– Ты все такая же ершистая, как и была, Катюха. Помню, ты вот так же ломалась, когда я тебе первого клиента привел. Плакала, говорила, что никогда в жизни не ляжешь под него, ни за какие деньги, а сама ему уже ширинку расстегивала. Помнишь это, Катерина? Это ведь я вам с Ириком путевку в жизнь дал, всему научил, на ноги поставил. А теперь ты из себя королеву корчишь.

Нехорошо старых друзей забывать, Катенька, нехорошо…

Он замолчал, остановив на мне задумчивый взгляд, а я продолжала гадать, что за человек передо мной сидит и чего он хочет от неизвестной мне Кати, под чьим именем меня сейчас легко могут отправить на тот свет. Неужели я так похожа на эту девушку, что вот уже дважды меня принимают за нее?

Я растерялась, не зная, как быть дальше: или настаивать на том, что я не Катя и знать не знаю этого типа, или же начать подыгрывать бандитам в надежде что-нибудь узнать? В конце концов, я решила не лезть в бутылку и еще немного побыть Катей, чей образ уже начал понемногу вырисовываться в моем сознании сначала со слов Анастасии Вагановны, а теперь и этого порезанного урки.

– Чего ты хочешь? – сердито бросила я, насупившись.

– Ну вот, давно бы так, – его губы растянулись в довольной ухмылке, отчего шрам сморщился и принял форму неровного зигзага. – Ты ведь знаешь, что дядя Витя никогда тебе плохого не сделает.

– Какой еще дядя Витя? – брякнула я и тут же, увидев быстро меняющееся выражение его лица, пожалела об этом.

– Опять начинаешь дурочку валять? – тихо процедил он сквозь мелкие желтые зубы. – Смотри, Катерина, допрыгаешься. Я сейчас не в том положении, чтобы шутки с тобой шутить, поняла? Между прочим, почему ты не спрашиваешь, что я делаю на свободе? Тебе что, совсем не интересно узнать, почему я не в тюрьме?

И только тут до меня дошло, что за человек передо мной сидит. Это же Витька Козлов собственной персоной! А действительно, что он делает на свободе, если должен находиться в тюрьме? Если ему дали десять лет, то, по всем расчетам, ему еще как минимум сидеть половину срока. Я заглянула в его страшные глаза, у меня внутри все похолодело: этот убьет и фамилию не спросит.

– Ты что, сбежал? – спросила я.

– Точно, сбежал, – он довольно осклабился. – Надоело клопов на зоне кормить, вот я и сделал ноги. Уже третий день вольным воздухом дышу.

– Ты спятил? Тебя ведь поймают.

– Ну и что? Вернусь обратно – делов-то. А пока не поймали, погуляю вдоволь, и ты, Катенок, мне в этом должна помочь.

– И не собираюсь! – я упрямо сжала губы и отвернулась.

– Ой, какие мы грозные, видали, братва? – он противно хихикнул, а потом в его голосе послышался металл. – Не ерепенься, стерва. Удавлю, как последнюю сучку. Мне терять нечего, поняла? Если не хочешь помочь по старой дружбе – заставлю. Сейчас приедем на хату, пустим тебя по кругу и будем драть во все дыры, пока не скажешь, где Ирик.

Так вот оно что? Значит, он еще не знает, что Ирина вышла замуж. Тогда не понятно, почему она исчезла? Неужели это никак не связано с появлением в Москве ее бывшего дружка и, как я поняла, сутенера? Теперь, хочешь не хочешь, а придется нам с ним вместе искать пропавшую Ирину, и ей очень повезет, если я доберусь до нее первой.

– Я не знаю, где она, – буркнула я и снова попыталась вырваться из цепких лап парней, между которыми сидела. – Скажи им, пусть отпустят, я и так никуда сбежать не смогу!

– А ты мне не указывай – я сам знаю что делать, – повысил он голос. – Говори, где Ирик?

– Сказала же: не знаю. Это правда! – я смело выдержала его взгляд. – Мы с ней уже сто лет не виделись.

– Так я тебе и поверил. Лучше не зли меня – я в последнее время очень нервный стал, – он машинально дотронулся пальцами до шрама. – Иркина мать тоже сказала, что не знает, где дочь с Ромкой. Вы что тут, все совсем нюх потеряли?

Я хочу знать, где мой сын. И узнаю, пусть даже мне придется всех вас наизнанку вывернуть. И ты, стерва, будешь первой.

Конечно, в его желании увидеться с родным сыном не было ничего зазорного, даже, наоборот, удивительно, что в этом прожженном головорезе еще остались какие-то человеческие чувства. Но как он поведет себя, если узнает, что Ирина вышла замуж и бросила ребенка в детском доме – это можно было легко предугадать. Наверняка разъярится и убьет ее. Этого я допустить не могла.

Мы уже давно выехали на Дмитровское шоссе и теперь на приличной скорости мчались прочь от города.

– Зачем к Иркиной матери приезжала? – спросил он. – Небось та позвонила и сказала, что я объявился? Сговориться решили, как лучше Ирика от меня спрятать? Я ведь знал, что ты к ней примчишься, поэтому и пас тебя полдня. И, как видишь, не ошибся. Лучше скажи мне все сейчас, а то потом будет поздно. У меня нет времени на долгие разборки. Если к вечеру не заговоришь – я лично начну колоть на твоем смазливом портрете татуировки. Будешь ходить с размалеванной рожей и вспоминать свою прошлую счастливую жизнь. Я тебе такое нарисую, что на тебя ни один мужик больше не клюнет. По миру пойдешь, будешь на Казанском вокзале за стакан бормотухи продаваться.

Я представила себе эту картину и слегка приуныла. Хорошо, что они поймали не настоящую Катю, а меня. Я-то как-нибудь выкручусь, а бедняжке действительно разрисовали бы лицо татуировками, сделав уродиной на всю жизнь.

Только бы она не попалась им на глаза в ближайшее время.

– Так что ты подумай хорошенько, прежде чем упираться, – сказал беглый урка и посмотрел на одного из парней, которые за все время не произнесли ни слова, и я начала подозревать, что они глухонемые. – Братан, дай-ка мне ее сумочку.