Летом 1961 года Коротков соблазнил военно-воздушного атташе, вступив с ним в интимный контакт, но поторопился, сразу потребовав выдачи военных секретов.

Полковник Гибо вернулся со свидания, попрощался с женой и… пустил себе пулю в лоб прямо в своем служебном кабинете посольства.

Самоубийство военно-воздушного атташе вызвало панику во Втором главке КГБ. Все боялись, как бы француз не оставил записки, объяснявшей, в какую ловушку он угодил.

Как только стало известно, что эти опасения напрасны, руководство Комитета вздохнуло с облегчением и приказало своей агентуре распустить слух в среде иностранного дипкорпуса в Москве, что полковник Гибо решился на такой шаг, находясь в состоянии нервной депрессии.

По наблюдениям Васильченко, в состоянии нервной депрессии, близкой к самоубийству, находился не кто иной, как Коротков, который даже предпринял попытку суицида, наглотавшись люминала…

Когда позднее на самом высоком уровне были подвергнуты анализу и разбирательству причины и мотивы ухода Короткова к противнику, Васильченко высказал спои соображения по поводу сексуальной ориентации и направленности влечений перебежчика, не преминув сослаться на сведения, почерпнутые им в научных трактатах по сексопатологии. Свои доказательства он проиллюстрировал тем фактом, что Коротков никогда не был женат, казусом с военно-воздушным атташе Франции и попыткой Короткова свести счеты с жизнью. Аргументацию молодого сотрудника приняли и… влепили ему строгача по партийной линии — почему раньше молчал?!

2 сентября 1963 года Коротков вместе с другими писателями и художниками прибыл в Лондон в составе специализированной идеологической делегации.

Он оторвался от группы и уже через семь часов давал показания сначала в Скотланд-ярде, а затем в кабинетах Сикрет Интеллидженс сервис.

Надо сказать, что там он вызвал шок, сравнимый разве только с шоком на Лубянке. Своими разоблачениями Коротков произвел сенсацию. И если для англичан она заключалась в содержании его повествования, то для лубянских генералов она состояла в другом. В том, что трижды проверенный и, казалось, абсолютно надёжный агент мало того что ушел на Запад — сообщил секретные сведения противнику!

Можно с большой долей уверенности сказать, что секретный агент органов госбезопасности СССР Юрий Коротков — отступник с Лубянки № 1.

До и после Короткова были агенты-перебежчики, но он первый из «орудий» такого калибра.

В то самое время, когда Коротков передавал известные ему подробности секретов вербовочной разработки Дежана, КГБ через свою агентуру в окружении де Голля стремился убедить его, что англичане плетут интриги за его спиной, пытаясь вернуть Францию в лоно военной организации НАТО, и что речь идет о заговоре лично против него, потому что англосаксы хотят связать его имя с не стоящим выеденного яйца случаем, представляя его как международный скандал…

В конце концов руководству Комитета госбезопасности СССР это удалось. Франция при де Голле так и не вернулась в Атлантический альянс.

О том, что отношение де Голля к проштрафившемуся дипломату до конца его жизни оставалось лояльным, может свидетельствовать тот факт, что Дежан не подвергся никаким санкциям, просто был отправлен в отставку, став одним из руководителей ассоциации «Франция — СССР», где проявил себя активным сторонником улучшения взаимоотношений между двумя странами. Параллельно, будучи назначенным генеральным директором небольшого завода по производству советских часов «Слава» в г. Безансон на востоке Франции, он выступал за развитие экономического сотрудничества с Советским Союзом.

Умер Морис Дежан в Париже 14 января 1982 года в возрасте 82 лет. В некрологе, опубликованном в газете «Монд», коллега Дежана посол Эрве Альфан отдал последнюю дань уважения его памяти, особо отметив его замечательную политическую прозорливость. Статья заканчивалась словами: «..затем он был в течение восьми лет послом в Москве, где, по выражению генерала де Голля, достойно и с честью представлял интересы Франции…».

Сомнения в правдивости рассказа Короткова заставили англичан продержать его около года в лондонской тюрьме. Для него это был абсолютный психологический нокаут. В конце концов его выпустили, но потребовали сохранения полного молчания.

Поняв, что своими разоблачениями роли КГБ в вопросах формирования международной политики он никого не сумеет заинтересовать и обеспечить к себе благорасположение британских властей, Коротков полностью отдался своей истинной страсти, которую глубоко скрывал от своих наставников из КГБ, — гомосексуализму.

Когда возраст взял свое и Коротков, дряхлый эстетствующий педераст, уже никого не мог соблазнить, он занялся писательской работой.

Из откровений, изложенных в его книге, вышедшей в Англии, явствовало, что он был попросту влюблен в французского военного атташе, а бежал из СССР потому, что не мог находиться там, где нашел свой конец предмет его страсти. В частности, в своем опусе Коротков признался, что с первой минуты знакомства с Либо, едва только встретившись взглядами, они поняли, что созданы друг для друга.

С истерическим надрывом перебежчик живописал, как его всегда тянуло к крупным, физически развитым мужчинам, от которых пахло крепким кофе, табаком, несло перегаром… и неутоленной похотью. И хотя до физической близости с французом Коротков познал не одну женщину, однако истинного наслаждения в обладании ими он никогда не испытывал. С его слов, ему надо было стать жертвой садистски-жестокого изнасилования, побывать в руках этого необузданного зверя Гибо, чтобы понять смысл и определить для себя вектор собственной сексуальной жизни…

В своей книге Коротков исполнил хвалебную оду демократии в Англии, где гомосексуализм из «болезни аристократов» превратился в общепочитаемое явление, доступное мужчинам всех социальных слоев. Подчеркнул, что это явилось для него основным побудительным мотивом, чтобы не вернуться на родину и остаться именно в Англии.

Способ реализации принципа незабвенного капитана Жеглова «вор должен сидеть в тюрьме» напрочь отрицается мягкотелыми кабинетными правоведами, а в среде юридически безграмотных граждан вызывает жаркие дебаты.

А между тем в скрытом противоборстве спецслужб этот, казалось бы, неразрешимый вопрос давно переведен из области теоретических дискуссий в практическую плоскость и решается отнюдь не в духе рыцарских турниров, а в соответствии с установкой одного современного классика шпионажа; «разведка и контрразведка взывают к самым низменным страстям и устремлениям и успешно ими используются. В этом — их высший разум».

«На войне как на войне» — для достижения результата все средства хороши, когда они наносят урон противнику, даже если на первый взгляд выглядят неэстетичными…

Полковник Кудрявцев, ветеран внешней разведки СССР

Где-то через полгода после того как японский разведчик, капитан III ранга Кэндзи Миядзаки прибыл в Союз и уютно устроился «под корягой» — прикрытием — второго секретаря посольства Японии в Москве, КГБ предпринял первую попытку «потрогать его за вымя» — выяснить уровень профессиональной подготовки, настроение, привязанности, сильные и слабые стороны, чтобы определить возможность использовать его в наших интересах. Даешь агента в каждом посольстве стран главного противника!