— разговор идёт о Д-30 или БМ-21? Артиллерист же спросит, какой износ ствола и тип снаряда, начнёт сыпать уже совсем непонятными 2А18, 2Б16, 2С1 с пушкой 2А31 и всё это будет перемешано добротным матом для лучшего усвоения…

С командиром Группы Огневой Поддержки 1-ой роты Игорем Маугли мы знали друг друга заочно через общих знакомых волонтёров. Ещё на полигоне наши кровати стояли рядом и я часто был свидетелем весёлых, шумных и горластых сборищ ГОПников. Костяк группы подобрался один к одному — вокруг Маугли постоянно кучковались такие же активные Эд, Кот, Бабай, Карташ, Панда, Слава Татар и Белый-старший. Слаженность работы мужиков позволяла быстро перемещать тяжёлое вооружение, изготовиться к бою, создавала «чувство локтя» и уверенность в товарищах. Вскоре эти хорошие качества, наработанные с полигона, стали незаменимыми на поле боя.

Но иногда их излишняя забота и громкость этих самых товарищей изрядно доставали. Взяв за привычку предупреждать окружающих о работе вражеской артиллерии, которую все и так прекрасно слышали — они орали: «Выход!» даже ночью, когда часть бойцов спали в блиндаже в перерывах несения службы. По идее, этот возглас позволяет приготовиться к «приёму» украинского снаряда и успеть найти укрытие, но бойцы уже давно научились сами определять, откуда и чем стреляет противник, чего опасаться, а на что не обращать внимание.

Особенно громким и заботливым был Эд. Что-то дополнительно предпринять в таких случаях не представлялось возможным, а крики Эда лишь прерывали недолгий сон. В ответ неслись недовольная ругань и язвительный мат. Когда блиндаж от близкого разрыва подпрыгивал вместе со всем содержимым, Эд орал ещё громче: «… И вам приятных снов!»

В принципе, все ГОПники точно отражали название своего подразделения. Отчаянные и дерзкие, порой бедовые, воевали легко и залихватски — правда, особых проблем не доставляли, решая все вопросы самостоятельно.

Белый-старший (фото из личного архива А. Доброго)

Серёга Белый-старший — это высокий, крепкий казачий есаул с густым баритоном, окладистой бородой и всегда серьёзными глазами, на высеченном, как из камня, невозмутимом лице. Он даже байки рассказывал с серьёзным видом, поправляя указательным пальцем съезжающие очки — шутить любил…

Однажды и с ним Судьба зло пошутила — когда Петя Сергушин погиб, кто-то из штабных записал фамилию Белого, перепутав позывные. Только через несколько дней мне стал известен этот «косяк», когда мы с Лёшей Моряком, наконец, узнали о гибели друга — просто в шоке! Но надо позаботиться и о Серёге — телефоны на фронте бесполезны, связи нет. Я забрал Белого с позиции и отвёз к одному знакомому генералу, чтобы казаку дали позвонить домой и успеть предупредить родных до прихода страшных известий.

На войне очень близко смерть и жизнь, горе и радость, свет и тьма — они плотно смешиваются, путаются и чередуют друг друга пёстрой чередой. Только успевай уворачиваться…

Как-то Белый раздобыл два мешка грецких орехов — выменял их на тушёнку. На видавшем виды велосипеде Серёга развёз орехи ребятам по постам — он и воду с родника возил и продукты, аккумуляторы к рациям и новости… Когда вернулся — увидел, что Кот сидит на бруствере окопа и колет эти орехи «Эфкой». Рядом Эд стоит — смотрит внимательно и задумчивым своим хриплым голосом медленно говорит: «Ты бы хоть запал выкрутил…» А Кот плечами пожимает в ответ: «Да что с ней будет — она же ручная».

1-ый ГОП Эд, Кот и Маугли (фото из личного архива А. Доброго)

С этими бесшабашными парнями мы часто и успешно работали все два месяца, а вот в серьёзную передрягу я попал со 2-ым ГОП-ом.

События развивались с огромной скоростью — с первого по третье июля мы уже занимали позиции на НПЗ, в Верхнекаменке и Золотарёвке, а третьего вечером я отправился дальше…

Али наш начштаба, с которым у нас были общие воспоминания ещё по Донецку — где он служил танкистом у Панциря в батальоне «Восток», передал мне приказ выдвинуться с ГОП-2 в Белогоровку. Я ещё там не был и сопровождения нам тоже не дали. А насчёт карты местности я помню байку ещё с советских времён — если военные остановились и разложили карту, значит скоро будут дорогу спрашивать… Ни Али, ни тот, кто отдавал ему приказ, на этой дороге никогда не были. С картами вообще в Русской Армии хроническая нехватка на каждой войне — что при царях, что при коммунистах — и эта не была исключением. Али водил пальцем по столу, поясняя, где зелёнка, косогор и следующая зелёнка, а потом я увижу Белую гору, перемахну бетонку и там уже промзона Мелового завода, на которой наши, а дальше посёлок, где пятьдесят на пятьдесят — смотри, не перепутай…

Короче, с того дня я еду и иду в первый раз по незнакомой местности только с сопровождением того, кто тут уже был! Только траншеи противника и серую зону мы занимаем, топая ножками, превращаясь в зрение, слух и комок нервов. Все дороги, свои и чужие позиции, мосты, колодцы, расположение зелёнок и домов держу только в своей голове — даже картам не доверяю! Сам обязательно сопровождаю соседей и сменщиков по знакомым дорогам и тропам, потому что безразличная Смерть в виде бесчисленного количества мин таится за каждым поворотом даже в относительном тылу…

Ехать должны были на «Урале» Байкера — но то ли кузов у него показался меньше, то ли кабина уже… С самого начала всё наперекосяк! Перегрузились в КамАЗ — Петрович водитель, рядом я и командир Второй роты Ваня Демон, что не любит ездить в узких кабинах. В кузове 23 бойца с вооружением, БК, водой и провизией. Выехали с НПЗ, прошли Золотарёвку и вышли на то, что называлось дорогой. Гусеницы и колёса нашей и вражеской техники, которая ещё недавно перемещалась на этих просторах, оставили свои следы во всевозможных направлениях. Густая вездесущая пыль делала эти пути абсолютно одинаковыми. Во фронтовой зоне движение совсем не такое интенсивное, как было на подъезде к Лисичанску и ждать попутку бесполезно. Спросить не у кого — да и обычно бойцы знают только ту местность, что видят перед собой. А за ближайшей зелёнкой у них лес дремучий и пугающая неизвестность.

Начинало смеркаться, мы пытались отличить более наезженную колею от старых и второстепенных. Я вспоминал недавние целеуказания «пальцем по столу» и переносил их на «вид за окном». Та самая пугающая неизвестность держала в напряжении.