– Все раны были нанесены, несомненно, острыми ветками и камнями, когда он бежал через лес. Взятые далее пробы должны это подтвердить.

Она приблизилась к голове юной жертвы, взяла ее руками в перчатках и осторожно подвигала, чтобы проверить ригидность шеи. Кожа на лице была содрана слева до мяса, белки глаз налиты кровью.

– Волосы темные, короткие, вьющиеся, – перечисляла она, – трех-четырехдневная щетина, кожный покров расцарапан, потертости и эрозии на уровне виска, щечной мышцы и нижней челюсти слева…

Сервас покосился на Рафаэля. Тот молча следил за всеми движениями доктора Джеллали, только радужки его голубых глаз стали черно-синими.

– Ни одна из этих ран не смертельна, – продолжала Фатия Джеллали, отойдя от стола. – Смерть наступила, по всей видимости, от удара о землю… Возможно, об автомобиль… – прибавила она, на этот раз не сводя глаз с жандармского офицера.

Она еще раз приподняла голову и с особой осторожностью прощупала шейные позвонки.

– Исследование черепной коробки, головного мозга и шейных позвонков это подтвердит.

Вооружившись подсветкой-стило, она наклонилась и осмотрела пожелтевшие глаза, рот, зубы, ноздри и уши, прощупала шею и вернулась к груди.

Сервас видел, как она выпрямилась и немного помолчала. Надо было знать ее, как знал он, чтобы уловить непередаваемую эмоцию, с которой она вздохнула и сказала:

– Бьюсь об заклад, что это проделали каленым железом…

– Что?

Он тоже склонился над валиками плоти, из которых составлялось слово ПРАВОСУДИЕ.

Доктор Джеллали взглянула на него:

– Это требует подтверждения, но сильно на то похоже. В любом случае это выжгли еще до смерти… Бедного парня заклеймили, как скотину…

Она выдохнула. На протяжении своей карьеры она бессчетное количество раз была свидетелем проявлений глупости, жестокости и эгоизма человеческой породы. Но к таким из ряда вон выходящим вещам привыкнуть было невозможно. Вернувшись к столу с инструментами, блестевшими в свете хирургической лампы, она принялась их нервно перекладывать, и Сервас услышал звон металла о металл.

Он стоял неподвижно, затаив дыхание, и осмысливал это открытие. Что же оно может означать? Ему стало страшно, он все больше убеждался, что они столкнулись с преступлением, выходящим за все рамки. И ему вдруг захотелось оказаться где-нибудь далеко отсюда. Он знал, какие следы могут оставить такие расследования.

– Доктор, – раздался у них за спиной дрожащий голос жандармского офицера. – Доктор, майор… – стонал он.

Все обернулись к нему.

– Мертвец… Он очнулся!

Сервас оглянулся на прозекторский стол. У него вдруг закружилась голова и возникло ощущение, что из легких разом выкачали весь воздух. Офицер говорил правду: покойник, казалось, не просто их разглядывал, но и… да, он приходил в чувство.

Доктор Фатия Джеллали тоже обернулась, и глаза ее над маской выскочили из орбит.

– Это еще что за…

Это было все, что она смогла выговорить. Как в эпизоде «Ходячих мертвецов» покойник вернулся к жизни! Он корчился на столе, и зрачки его обезумевших глаз метались во все стороны.

Он силился что-то сказать, но не мог.

Фатия бросилась к телу живого мертвеца, у которого судорожно дергалась нога, а пальцы руки барабанили по металлу стола, словно пытались найти ритм. Он протяжно застонал, и с его губ сорвались несколько слов.

Сервасу показалось, что он различил «Ле кок»[9].

Чушь какая-то, при чем тут петух? Наверное, он хотел сказать что-то другое. Но что? Может, это имя, вернее, фамилия: Лекок?

Сервас в оцепенении застыл перед этим зрелищем. Он никогда не видел ничего подобного. Как такое возможно? Ему показалось, что он попал в современную версию фильма «Реаниматор»[10]. Он присутствовал при десятках вскрытий, но впервые видел, чтобы покойник воскресал!

Но живой мертвец уже снова был распростерт на столе, и Фатия Джеллали, скрестив руки на груди юноши, делала ему непрямой массаж сердца, пытаясь вернуть к жизни.

– Черт возьми! – еле слышно прошептал Кац рядом с Мартеном.

Сервас заметил, что он побледнел до синевы.

– Вызывай реаниматоров! – крикнула Фатия своему ассистенту. – Скажи, чтобы немедленно явились в прозекторскую!

Бородач помчался к телефону. Фатия с отчаянной силой качала, нажимая на сложенные руки, потом сняла маску и попробовала восстановить дыхание рот в рот, снова принялась качать, еще и еще, пока в подвальное помещение прозекторской не ворвалась реанимационная бригада и не сменила ее. Сервасу показалось, что он попал в другое измерение и находится в состоянии невесомости.

Фатия Джеллали отошла от стола и взглянула на него опустошенными глазами.

– Слишком поздно, – сказала она. – На этот раз они не смогут его оживить.

Мартен смотрел на нее, не двигаясь, не в силах пошевелиться.

– Что же все-таки произошло? – спросил он безжизненным голосом.

Она помолчала.

– Очень редко, но так бывает. Жертву объявляют умершей, но ее метаболизм лишь создает подобие смерти: тело остывает, оно не реагирует на гормональные стимуляторы, дыхание и пульс отсутствуют. И мы констатируем смерть.

Она была белая как мел.

– Возможно, дело в гипотермии… возможно, он впал в каталепсию. Бывали случаи, когда покойники «оживали» уже в морге, несколько часов спустя, как здесь. Они описаны в медицинской литературе.

– Но на этот раз он умер?

Рядом с ними реаниматоры пустили в ход дефибриллятор, и он ритмично шумел, то заряжаясь, то выпуская мощный разряд.

– Боюсь, что да… В любом случае через несколько минут мы получим подтверждение. Большинство не выживают после таких… «воскресений». Кровь слишком долго не попадала в ткани, и органы оказались слишком повреждены. Когда кровь возобновляет циркуляцию, возникает воспалительная реакция, и она по цепочке передается от органа к органу. Чаще всего такая реакция фатальна. Именно это только что и случилось с бедным парнем. Ужасно…

Она пошатнулась и оперлась о тюфяк на прозекторском столе. Сервас поддержал ее, взяв за локоть. Ему пришло в голову, что Фатия Джеллали привыкла снимать кожу с мертвецов, разрезать им животы и залезать руками во внутренности, но не смотреть, как они умирают у нее на глазах.

– Черт, похоже, мне надо выйти подышать, – шепотом подал голос Рафаэль, который совсем позеленел.