– Вот видишь, какая я неидеальная. Никогда не верь тому, что говорят.

Внезапно он резко поднял на меня глаза. Его руки все ещё блуждали по моим бёдрам, проверяя их, спускались к голеностопу, но на мгновение мужчина замер.

– Если никому и ничему не верить, можно пропустить правду. Знаешь, у нас в Гродном есть одна не очень популярная игра. Так вот там, если не выберешь правду, не поверишь, тебя ждёт очень тяжелое испытание.

Он был совсем близко. Снова. Только на этот раз его слова и движения отзывались гораздо глубже, чем раньше. Вот такая вот история, совершенно мною не ожидаемая.

– И что же за испытание?

Игорь приблизился. Так, как никогда прежде. Его глаза и губы были так близко, что сердце едва не выпрыгивало из груди. Я снова облизала свои и замерла.

Как кролик, которого застигли посреди травы, сжалась в ожидании чего-то большего. Сама себе не отдавая отчета чего.

– Испытание любовью.

Он произнёс это очень тихо, наклоняясь ко мне, застывшей, как камень, на который я опиралась. По венам разгонялось утреннее солнце, нагревавшее все вокруг.

А ещё это же южное солнце, что заявляло права на новый день, выглянуло из-за деревьев. Оно осветило Игоря, и от этого его образ стал ещё более тёплым.

Но рядом снова что-то шевельнулось, и я дернулась, разрушая волшебный момент. Вместе мы обернулись в сторону, где по своим делам бежала большая ярко-зелёная ящерица.

Она словно насмехалась над двумя людьми, что оказались в безвыходной ситуации. Одну похитили, и она всем сердцем стремилась на волю, а второй желал прямо противоположного.

Я отстранилась от Игоря и с его помощью поднялась. Попробовала ступить на правую ногу и, к моему облегчению, резкой боли не почувствовала. А это значит, что сейчас меня не ждёт ещё и испытание под названием «объятия похитителя».

– Пойдём к дому? Бежать больше не смогу, но наверняка я способна преодолеть это расстояние вполне обычным шагом.

Игорь смотрел на меня так пристально, словно пропустил слова мимо ушей и хотел сейчас совсем не обычного шага до дома. Секунда, другая – и мои щёки медленно стали окрашиваться в красный цвет.

Тогда-то Сафронов наконец-то отмер и пожал плечами:

– Пойдём.

Глава 10. Ева

Больше мы не проронили ни слова. У нас вообще не было принято разговаривать. Словно мы вечно друг на друга дулись, хотя по большому счёту все было именно так.

Игорь взял не очень быстрый темп, а ещё… Вопреки моим желаниям, он поддерживал меня под ручку, помогая идти. Сперва я, как гордая и независимая, сопротивлялась, но потом поняла, что нога ноет.

И вот теперь мы шагали на пару. Его близость снова волновала, но теперь ещё сюда влилось чувство противоречия. Мы что, едва не поцеловались с ним?

С чего это вдруг? Когда моя голова поплыла настолько, что я стала к нему тянуться? Нет, все же Стокгольмский синдром меня накрыл. Говорят, он беспощаден.

Я умная, самодостаточная молодая женщина и должна сопротивляться обстоятельствам, находить силы противодействовать им. Да я…

– Ева, перестань разъедать себя. Мне иногда кажется, что я каждую мысль в твоей голове читаю по лицу.

– И что же я думала, великий эмпат?

Хотела было вырвать руку, но он не дал. Наоборот, остановил меня и повернул к себе лицом. Он ухмылялся и, наоборот, прижал к себе ещё сильнее. Снова!

– Пусти!

Попыталась сопротивляться. Такой Игорь меня настораживал. Пугал своим напором и горящими жаждой глазами. Словно я была единственным источником воды в пустыне.

– Ты думаешь о том, что не должна хотеть меня целовать. Что должна сопротивляться, противопоставлять себя, но по факту снова забываешь о самом главном.

Хотелось провалиться сквозь землю, выкрикнуть ему в лицо, что все это не так, что он неправ! Ничего подобного, я… врать не умела, и на моем лице привычно проступал румянец стыда.

– Ты, Ева, снова забываешь о собственных желаниях. Ты такая хорошая для папы, для любого другого. А чего хочешь ты? По-настоящему? Для себя, а не всеобщего блага?

Запнулась. Потому что его вопрос сбил с толку. О чем вообще он говорит, к чему этот разговор в принципе?

– Ты бы хотела меня поцеловать? Ты вообще хоть когда-нибудь целовалась?

Каждое его слово било наотмашь. Потому что я правда не знала, что такое касание губ другого человека. Все эти фильмы и даже откровенные видео, которые я втайне смотрела, не могли удовлетворить интереса.

Сафронов хорошо изучил меня. Исследовал от и до, чтобы потом въесться под кожу, пролезть так глубоко, как только сможет. Да только я не глупая мечтательница. Не жертва романтизма и счастливых историй.

Поэтому я надела циничную маску и жестко сказала:

– Молодец. Угадал. И да, я хотела бы и целоваться, и сгорать от страсти. Да только маленькая поправочка: не с тобой!

Я вырвалась и зашагала прочь, оставив хмурого мужчину позади. Прекрасно понимала, что обидела и, возможно, в будущем он может мне это припомнить.

Вообще, играть с собственным похитителем не стоило, ведь он предупреждал меня об этом, но с таким, как Сафронов, это напрашивалось само собой. Потому что он позволял, создавая ощущение безнаказанности.

Сам виноват, но аукнется ли мне моя дерзость, я не знала и знать не могла. Да пока и не хотела.

Вот получалось у него пролезть мне под кожу. Проникнуть в голову, надавливая на самые больные точки. Он самый невозможный, самый…

Осеклась, понимая, что вдали что-то виднеется. Темные точки и мельтешащие люди. И они у домика?

На раздумья ушла всего секунда. Я опрометью бросилась туда, молясь, чтобы нога меня не подвела. Чтобы не рассыпалась, как до этого, в самый неподходящий момент.

Главное, чтобы он не понял, не догнал. Пусть думает, что это просто обида, пока я буду спешить навстречу спасению! Папочка. Конечно же, это папа.