Через двадцать минут отец вернулся и вручил Джейсону права, сообщив, что он чист. С минуту мы потоптались на месте, глядя друг на друга. Я спросила у отца, можно ли нам с Джейсоном прокатиться, и тот сдержанно позволил, но сказал, что мы должны вернуться через час – нас ждал семейный совет. Будь мы настоящими бунтарями, тут же свалили бы из города, но наши «семейные советы» были таким захватывающим зрелищем, что я подумала – пожалуй, стоит позволить Джейсону поприсутствовать на одном из них, прежде чем он свяжет себя со мной вечными узами. Отец развернулся на каблуках – ему уже давно не давало покоя ахиллово сухожилие – и оставил нас наедине.

– Пойдем, я покажу тебе монастырь, – предложила я не то чтобы смущаясь, но чувствуя себя по-новому.

Вид монастыря, похоже, его немного смутил.

– Я думал, он похож на монастырь из фильма «Действуй, сестра!», – сказал он, прищурившись. – Что монашки тут днем поют, а по ночам устраивают девичники. А это дом как дом.

Возможно, именно этот мысленный образ монастыря, рвущегося в небеса своими башнями и гаргульями, вынудил его думать, что меня тут держат взаперти и не позволяют выйти на улицу, хотя я лично никогда не говорила ему ничего подобного. Мы на цыпочках поднялись наверх, в мою маленькую спартанскую комнатенку. Когда мы поцеловались, казалось, будто столкнулись две птичьи клетки – наверное, потому что мы постоянно цокались зубами. Мы тихо посмеялись друг другу в губы и снова выбрались из дома – пройтись по округе. Заговор накрыл нас как зонт – непроницаемый, большой, как раз для двоих.

* * *

Час спустя мы собрались в гостиной. Отец сидел в парчовом кресле, украшенном такой богатой вышивкой, что оно сделало бы честь и Королю-Солнцу. Ради такого случая он принял свою самую величественную и внушающую страх позу и так широко раздвинул ноги, что между ними поместились бы врата в другое измерение. Бессознательно, Джейсон сел в ту же позу. Если бы кто поглядел на ситуацию с высоты птичьего полета, наверняка бы решил, что у них соревнование по приседанию.

Мы с мамой разместились на диване, прижавшись друг к дружке мягкими плечами, и наблюдали за допросом. Моя матушка питала особое доверие к высоким мужчинам, а в Джейсоне было добрых шесть футов, плюс два дюйма густых волос, как у типичного миллениала, так что она больше не думала, что он может оказаться убийцей.

– Он кажется таким… спокойным, – вполголоса сказала она. – Может, даже слишком спокойным.

И в самом деле, его глаза напоминали лотерейные шарики, плавающие в потоках воздуха, а сам он источал странную умиротворенность трипующей психоактивной жабы. Никаких лишний движений, дыхание, похожее на спокойные волны музыки в стиле нью-эйдж. Он напоминал генератор покоя, покрывавший все в радиусе шести футов вокруг. Никогда еще я не была настолько заинтригована.

– Может, он болен, тебе так не кажется? – спросила меня мама, и мы с ней дружно повернулись в его сторону. Отец спрашивал Джейсона, чем он собирается заниматься по жизни, а тот, судя по виду отца, говорил, что он – царь ящериц, каждую ночь спит в пирамиде, а в свободное время медитирует, подсчитывая крупинки песка во Вселенной.

– Наверное, ему просто стоит выпить холодного чая, – сказала я.

– А еще лучше поесть как следует, – добавила мама, убежденная в том, что если натолкать людей едой под завязку, у них отпадет всякое желание ругаться. – Давайте пойдем в «Дон Пабло», там и поговорим. Можем перенести наш семейный совет туда.

«Дон Пабло» был псевдомексиканским ресторанчиком, который страшно гордился своей суперострой едой. Зачем есть чуть-чуть остренькое блюдо, если может сделать такое, от которого у вас во рту откроется геенна огненная, полная орущих грешников?

– Грэг? Не хочешь пойти в «Дон Пабло»?

От такого предложения папино лицо просияло, но тут же вновь насторожилось. А вдруг мама коварством и едой пытается убедить его принять этого засранца под свою крышу? Ну нет, женщина, не на того напала.

– Тогда позвольте я… приготовлюсь… к ужину, – хитро бросил он и ушел, а когда вновь спустился по лестнице, мы увидели, что из его штанов торчит пистолет.

Мы сели в машину и поехали по Ривер-роуд.

– Пристегни-ка ремень, Грэг, – машинально бросила мама – очередная граната в войне, которая тянулась на протяжении всего их брака. Папа в жизни ни разу добровольно не пристегнул ремень безопасности. Сама идея «безопасности» казалась ему нелепой. Зачем ему такие предосторожности, он что, девчонка сопливая? Или хрупкая дамочка? А может, он беременный? А вот взять хотя бы Джона Уэйна, Клинта Иствуда и могучего волосатого Самсона из Библии – они навряд ли пристегивались ремнями безопасности. А если бы и пришлось, то они скорее оторвали бы чью-то руку и ею бы пристегнулись.

– Нет! – рявкнул он. Как и всякий человек, любящий себя побаловать и жадный до разного рода удовольствий, он обожал исторгать громогласное «Нет!» в ответ на просьбы других людей.

– Но если мы попадем в аварию, ты вылетишь лбом в окно и на завтра твои дети проснутся сиротами!

– Ну это уже будут не мои проблемы, – негромко усмехнулся он.

«Это будут не мои проблемы» – одна из его любимых искрометных фразочек наравне с «Что это значит, бледнолицый?» Он сыпал ими примерно дюжину раз на дню по самым разными поводам, и они никогда не теряли своей свежести.

Он выждал минутку, смакуя свою победу в битве из-за ремня безопасности, а затем вдруг обернулся и пронзил взглядом Джейсона.

– Выкинешь в «Дон Пабло» какой фортель – и будешь иметь дело со мной! – рявкнул он и похлопал по пистолету. Не знаю, почему именно в тот момент я решила сообщить ему о наших истинных намерениях. Возможно, мной двигал тот же инстинкт, который однажды подбил меня швырнуть зажженную петарду прямо в лицо моей сестре Мэри и крикнуть: «С ДОРОГИ!» Это не черт за язык дернул, нет. Это скорее был неконтролируемый панический импульс.

Я спросила свое тело, хватит ли ему храбрости. Ответ был «нет», но я все равно решилась. Набрала полную грудь воздуха, выпрямилась на сидении.

– Мама, папа, я должна вам кое-что сказать. Я уезжаю в Колорадо вместе с Джейсоном.

– ДА НИ ЗА ЧТО! – громыхнул отец, громче, чем когда бы то ни было. Причин не пускать меня было столько, что и не сосчитать. Для начала, там же сплошь одни хиппи! Мать молчала. Только на мгновение смежила веки – должно быть ей было видение, как через десять лет Колорадо легализует марихуану.

– Колорадо? – повторила она. – Но где вы будете жить?

– А, ну с моими соседями, – ответил Джейсон, – у нас дом в Форт-Коллинзе.

Единственное, что я знала про этих ребят – так это то, что они жарили стейки каждый день и играли в ужасной группе под названием «Бачок унитаза». Они перебрали целую кучу разных названий, но в итоге все сошлись на мнении, что «Бачок» – самое лучшее, прямо то, что надо. А поскольку мы только-только вышли из золотой эры великих туалетных групп, меня такое название нисколечко не смутило. Если бы отец узнал о том, что они каждый день жарят стейки – моментально переметнулся бы на их сторону, признав их благородными и приятными мужчинами, прямо-таки с пылу с жару из пещеры. Но он не дал мне возможности рассказать ему об этом.