я лишь потому, что мы с комендантом, можно сказать, друзья по переписке, и он пригласил меня сюда, чтобы я помогла вам решить ваши же проблемы.

— Интересные у Салема друзья по переписке... — мрачно заключил Соколов.

— И как же вы нам поможете? — спросил я.

— Ну, учитывая специфичность моей деятельности, не столь многим, как вам хотелось бы. Моя специализация — это биология, ботаника, генная инженерия, медицина, и это ещё не полный список всех интересных мне дисциплин, но большинство из них находятся в сфере изучения жизни и её проявлений.

— То есть будете тут разводить всякие травки и коровок, — произнёс генерал, с явной ненавистью в голосе и к «травкам», и к «коровкам».

— Если вам так будет проще, да. Тем более мои эксперименты вам бы действительно пригодились. Полагаю, что с едой у вас тут большие проблемы, а я как раз привезла несколько новых образцов. К слову, пошлите кого-нибудь забрать мои вещи из самолёта, всё равно в ближайшее время он точно никуда не полетит.

— Конечно, я пошлю автомобиль, как только хоть один из них освободится, — сказал я. — К слову, раз уж мы начали говорить о вас, то не могли бы вы мне ответить на один довольно деликатный вопрос?

— Разумеется, спрашивайте!

— Вы ведь немка?

— Да, но родилась и выросла в Босгорской Империи, а как вы это поняли?

— Это, можно сказать, моя профессия. Но европейских германцев, таких как вы, гораздо сложнее распознать, чем тех, с кем мне обычно приходится иметь дело. Здесь, знаете, редко можно увидеть столь чистокровных людей, как вы. И это действительно восхищает. Нам, потомкам немецких колонистов, закрытых в кругу врагов, трудно сохранять северянские черты, не говоря уже о конкретно германских. А вот вы, можно сказать, эталон природного гения.

— Ох, а я уж и забыла, что приехала в страну махровых расистов...

— А вы что же, не разделяете общенемецких взглядов по поводу расового превосходства?

— В Европе вряд ли найдётся хоть один человек, который разделяет ваши варварские взгляды. Удивительно, как здесь, в Новом Свете, они цветут пышным цветом. Так вы ещё и действительно считаете, что сами являетесь немцем.

Её слова несколько обескуражили меня и выбили из равновесия. С чего это вдруг какая-то заезжая девка говорит о варварской природе всего Ордена и о том, что я вдруг не немец? Но прежде чем я успеваю хоть что-то сказать в свою защиту, Глиммервсё тем же убаюкивающим нежным голосом резко рушит все мои надежды остаться в мире, который я строил до сего момента.

— У вас, в отличие от меня, крайне тёмные прямые волосы, чёткая брахикефалия и сильно выпирающие скулы. Что свидетельствует о вашем происхождении от местных индейских народов. Ваша же белая кожа, высокий рост, долихоморфный тип тела, а также голубые глаза являются свидетельством происхождения от скандинавских или славянских колонистов. Рискну предположить, что первое. Из всего этого следует, что вы потомок местных индейцев и винлендцев, что делает вас немцем в меньшей степени, чем вашего спутника, практически чистого славянина, с правильными, чисто европейскими чертами лица и телосложения.

Меня словно ударили большим молотом по голове. Я не знал, что и думать о столь внезапно открытой правде относительно моего генезиса. Я чуть было не потерял равновесие оттого, как сильно кружилась моя голова. И как я, капитан орденских рыцарей, не понял этого раньше? Я же был всегда экспертом в определении расы и при этом не догадался, что сам не являюсь немцем, а какая-то девушка с первого взгляда определяет моё происхождение. Да кто вообще эта женщина? Так, спокойно, я капитан рыцарей, у меня всё под контролем!

— Вы — вы же не скажете об этом никому, верно? — наивно вопросил я.

— О том, что вы не немец? Нет, конечно, если вам так хочется, я просто хотела наглядно продемонстрировать ущербность ваших взглядов. А так мне действительно всё равно, кто вы там по национальности. Вы всё равно в такой же степени хомосапиенс, как и любой другой человек на этой планете.

Не обратив внимания на её последние слова, за которые, в ином случае, в Ордене могли расстрелять, я обратился к невольному свидетелю происходящего, Соколову, с тем же вопросом:

— А ты тоже никому не расскажешь?

В ответ генерал лишь усмехнулся и вновь закурил очередную сигарету. Его явно забавлял вид того, как Глиммер легко и играючи разрушила все мои идеалы, при первой же встрече. И, судя по всему, генерал даже пропитался к ней некоторой долей уважения. Тем не менее, выпустив густой клуб едкого дыма, Александр утвердительно произнёс:

— Мне нет смысла тебя раскрывать, я же не рыцарь, да и мы теперь всё-таки товарищи по несчастью вроде как.

— Предлагаю об этом дружно забыть! — внезапно сказала девушка.

— Действительно! — согласился с ней Соколов.

Потом они ещё о чём-то говорили. Я не слушал. Практически весь обратный путь я не мог выкинуть из головы мысли о том, что я на самом деле не тот, кем всю жизнь себя считал. А если бы в Ордене был бы такой же эксперт, как Глиммер, то меня бы уже давно расстреляли или ещё чего похуже. Может, такой эксперт там на самом деле был? Просто у него не было достойного эталона? Потому что весь орден нечистокровен? Но как за чистоту крови могут биться полукровки?

Моя голова просто пухнет от количества вопросов, сочащихся из самой простой мысли: «Ты не немец». Ежели я потомок ротхаутов, то сколько же крови своих собратьев я пролил? Я братоубийца! И только сейчас я это по-настоящему осознал, благодаря двум людям, что как ни в чём не бывало идут впереди и беседуют о своём, словно и правда ничего не случилось. Нет, нет, чёрт! Это какое-то безумие. Но кто сошёл с ума? Я, они или весь мир?

«Когда-нибудь всё будет хорошо?»

Надпись на стене разрушенного дома,

Автор неизвестен

По другую сторону

10.09.84

— Бездна, бездна бетонного муравейника, пылающего в агонии, должна стать идеальным