– Фомич, что ты делаешь? Это же мой друг, мы с ним в гимназии учимся, а ты ему уши обрываешь! Пусти сейчас же!

Бородатый супостат тут же оставил мое ухо в покое. Прикрыв многострадальную часть тела ладонью, я отскочил, выставив перед собой тот самый козырь – немецкий перцовый баллончик. Ну, теперь сунься, метельщик хренов…

Но дворник смотрел не на меня, а на мальчишку, что бежал к нам через весь двор. Колени у меня враз подкосились от облегчения – в бегущем я узнал давешнего гимназиста. Теперь, правда, он был уже в какой-то желтоватой рубахе со смешным воротничком на пуговицах, но это точно был тот самый Николка, ради которого я и полез во двор.

– Так ить, паныч, я ж не знал, что он ваш знакомец! Вижу, лезет, охламон, во двор не спросясь, ну и призвал к порядку. Потому как не велено. А ежели вы его знаете, то тогда, конечно, завсегда, тогда с нашим удовольствием… – И блюститель чистоты обернулся ко мне с гримасой, которая, надо полагать, должна была изображать расположение и приветливость. Ага, так я ему и поверил – ухо-то вон как болит.

Тем не менее я буркнул: «Ничего, бывает» – и поспешил навстречу Николке, стараясь не выпускать дворника из виду. Мало ли что!

Отдохнуть Николеньке так и не удалось. Отмахнувшись от расспросов тети, мальчик заперся в своей комнате, снял форму (увы, во время приключений в будущем она была безбожно измята) и принялся думать горькую думу. Всюду, куда ни кинь, был клин. Во-первых, он прогулял уроки в гимназии. Это было еще полбеды – ведь домой-то он вернулся в нужное время, приключения в будущем заняли не меньше трех часов. Но вот сцена во дворе… Да, пока тетя Оля отложила расспросы – спасибо Марьяне, которая вернулась домой вся в слезах и теперь с причитаниями рассказывает тете Оле на кухне о том, как болеет сестра и что сказал доктор из околотка. Но Николенька не строил на этот счет иллюзий – объяснения давать ему придется. Вот вернется из гимназии Василий Петрович – и тетя, конечно, все ему выложит. И уж тогда придется держать ответ.

Николенька терпеть не мог обманывать тетю с дядей. И дело было даже не в воспитании. Просто мальчик точно знал, что врать не умеет. Уши тут же начинали предательски краснеть, с головой выдавая злой умысел, Николка путался, сбивался, не знал куда девать глаза… и самое большее через три-четыре минуты признавался во всем.

А сегодня-то в чем ему признаваться? «Дорогие тетя и дядя, я тут вышел из подворотни и волшебным образом перенесся на сто тридцать лет вперед…»? Абсурд. Никаких доказательств того, что это поразительное путешествие и правда имело место, у мальчика не было. А так – кто ему поверит? Пожалуй, еще и сочтут, что заболел, доктора вызовут… а тут еще кузина, Маринка! Она ведь непременно все разболтает и во дворе, и в своей гимназии. Вот позору-то не оберешься!

Но ведь он ничего не выдумал, все это и правда было! И таинственная подворотня, и улицы Москвы далекого будущего, и вежливый господин по имени Олег Иванович, и его сын, Ваня! Эх, надо было прихватить оттуда что-нибудь эдакое, скажем, плакат с девицей – вот тогда бы они все увидели!

И тут до Николеньки дошло – а что, собственно, с того, что он не сообразил запастись доказательствами? Подворотня – та самая, «неправильная», через которую он попал в двадцать первый век, – на своем месте? Ну да, конечно, куда ей деться! Николенька отчетливо помнил, что видел ее, когда искал во дворе Ваню. Ну а раз подворотня на месте – то и путь в будущее открыт!

Правда, неясно было, почему на «лишнюю» подворотню никто до сих пор не обратил внимания. Во дворе всегда полно народу – тут тебе и Фомич, и жильцы дядины туда-сюда шастают… и тетя во двор выходила. Неужели никто не увидел загадочной подворотни и не заглянул в нее? А если заглянул – и пропал на той стороне? А что, вполне могло такое случиться!

Воображение живо нарисовало Николеньке трагический сюжет: студент Васютин находит таинственную подворотню, ныряет в нее… и, скажем, погибает под колесами одного из стремительных экипажей, называемых «автомобили». Или пугается, убегает, как сам Николенька, прочь от дома на Гороховской – и не может найти дорогу обратно. Это ведь мальчику повезло, и он наткнулся (в буквальном смысле) на таких милых людей, которые приняли участие в его судьбе. А если бы не наткнулся, или не приняли бы? Так бы и болтался по улицам будущего века, подвывая от ужаса и отчаяния?

В общем, додумывал все это Николенька уже на лестнице. Он стремглав выскочил во двор, кинулся к подворотне… и увидел на ее месте ровную, оштукатуренную стену. Даже скамейки давешней не было – Васютин и компания зачем-то перетащили ее в другой угол двора.

Николенька подошел к стене, где недавно открылся проход в будущее, и потрогал ее руками. Опасливо так – а вдруг в последний момент стена обернется зияющим провалом, и неосторожного мальчика засосет туда со всеми потрохами? А потом стена сомкнется, сыто чавкнув, на веки вечные…

Но никакого провала не появилось. Штукатурка оказалась точно такой же, какой ей быть и полагалось, – шершавой, неровной и слегка нагретой майским солнышком. Николенька с трудом подавил желание понюхать ее – и тут двор огласили возмущенные крики. У подворотни (той, правильной, через которую по сто раз на дню проходили и сам Николенька, и другие жители дома) разгорелась форменная баталия. Дворник Фомич, бурча что-то назидательное, крутил ухо какому-то мальчишке. Тот, невнятно крича, вырывался, правда, без особого успеха. Еще бы – дворник Фомич слыл грозой сорванцов всей Гороховской; нарушителям спокойствия, дерзнувшим проникнуть во вверенный его заботам двор, приходилось ох как несладко.

– А ну пусти, олень! Чмо бородатое! Права не имеешь!

То, что жертва Фомича орала во весь голос, нисколько Николеньку не удивило. Он и сам в подобной ситуации… А вот содержание этих воплей было по меньшей мере загадочным. Да и голос кричавшего был вроде бы знаком…

Николенька, приглядевшись, с ужасом узнал в мальчишке своего спасителя Ваню – это ему Фомич с упоением крутил ухо!

Гимназист заверещал так, что дворник тут же опустил свою жертву. С воплем: «Как ты смеешь, немедленно отпусти, это ко мне пришли…» – мальчик храбро кинулся спасать жертву произвола.

Недоразумение разрешилось достаточно быстро. И стоило Фомичу удалиться в свою каптерку (он так и не признал поражения и отступил, недовольно бурча что-то себе под нос и бросая на Ваню настороженные взгляды), как Ваня накинулся на своего избавителя:

– Слушай, мне домой надо, и поскорее. Где этот твой портал… ну калитка? Та, через которую ты… мы… ну, за которой двадцать первый век? Пошли скорее, меня отец ждет!

– Так ведь нет ее. Вот сами посмотрите. – И Николенька подвел мальчика к стене. – Вот тут она была, а теперь – нету. И следов никаких…

Это был удар – Ваня сразу как-то сник. Он стоял перед стенкой, бессмысленно ковыряя ее пальцем. Даже пару раз в отчаянии пнул безответную штукатурку ногой. Бесполезно – стена стояла, как… стена. Никакой волшебной подворотни не было, не нашлось даже трещинки – сплошная преграда.