— Вот именно. Это уже больше похоже на Аню. Скоро мы привыкнем к здешней обстановке, заведем знакомых, и все будет хорошо. Кстати, Аня, ты обратила внимание на девушку, которая все это утро простояла в одиночестве возле дверей женской раздевалки? Хорошенькая, с карими глазами и капризно изогнутым ротиком.

— Да. Я обратила на нее внимание в особенности потому, что она показалась мне единственным существом, которое выглядело таким одиноким, какой я себя чувствовала. У меня все же была ты, а у нее — никого.

— Я думаю, что она не только выглядела, но и чувствовала себя одинокой. Я заметила, что она несколько раз порывалась подойти к нам, но так и не подошла — наверное, очень робкая. А мне хотелось, чтобы она подошла. Если бы я не ощущала себя уже упомянутым слоном, непременно сама подошла бы к ней. Но я не могла протопать через огромный зал на виду у всех этих мальчишек, завывающих на лестнице. Она была самой хорошенькой из всех первокурсниц, каких я сегодня видела, но, вероятно, в первый день пребывания в Редмонде даже красота не обеспечивает проявление симпатии со стороны окружающих, — заключила Присилла со смехом.

— Я собираюсь после обеда прогуляться по кладбищу Сент-Джон, — сказала Аня. — Не знаю, можно ли считать кладбище очень подходящим местом, чтобы поднять настроение, но, похоже, это единственное доступное месте где растут деревья, а деревья мне сейчас совершенно необходимы. Я посижу на одной из старых каменных плит, закрою глаза и представлю, что я в авонлейских лесах.

Однако, оказавшись на кладбище, закрывать глаза Аня не стала — там нашлось достаточно много интересного, чтобы держать их широко открытыми. Девушки прошли через входные ворота мимо простой массивной каменной арки, увенчанной огромным британским львом[13].

И на Инкермане[14]до сих пор куманика дикая кровава,

И высоты мрачные его впредь навечно овевает слава, —

процитировала Аня, глядя на монумент с глубоким волнением.

Кладбище встретило их тенью, прохладой, шелестом волнуемой ветром листвы. Туда и сюда бродили они по заросшим травой проходам между рядами могил, читая необычные, пространные эпитафии, высеченные в том веке, когда у людей было больше досуга, чем в нынешнем.

— "Здесь покоится прах Альберта Крофорда, эсквайра, — прочитала Аня на истертой серой плите, — на протяжении многих лет занимавшего пост начальника артиллерийско-технической службы Его Величества в Кингспорте. Он служил в армии до заключения мира 1763 года[15], после чего вышел в отставку по состоянию здоровья. Он был храбрым офицером, лучшим из супругов, лучшим из отцов, лучшим из друзей. Скончался 29 октября 1792 года в возрасте 84 лет". Здесь действительно есть простор для воображения, Присси. Сколько приключений было, вероятно, в такой жизни! Что же до его личных качеств, то я уверена, что более неумеренных восхвалений быть не может. Интересно, говорили ли они ему при жизни, что он был «лучшим из…» супругов, отцов, друзей.

— А вот другая эпитафия, — сказала Присилла. — Послушай! «Памяти Александра Росса, умершего 22 сентября 1840 года в возрасте 43 лет. Этот памятник — дань любви того, кому он был верным слугой двадцать семь лет и кто считал его другом, заслуживающим полнейшего доверия и глубочайшей привязанности».

— Очень хорошая эпитафия, — заметила Аня задумчиво — Лучшей я бы и не желала. Все мы, в определенном смысле слова, слуги, и если тот факт, что мы верны, можно с чистой совестью написать на наших надгробиях, нет нужды что-либо к этому добавлять. А вот маленький и печальный черный камень — «памяти любимого ребенка», а вот другой — «воздвигнут в память о том, кто похоронен где-то в другом месте». Интересно, где эта неизвестная могила? Право, Присси, современные кладбища никогда не будут так интересны, как это. Ты была права — я стану часто приходить сюда. Я уже полюбила это место… О, я вижу, мы здесь не одни — вон девушка в конце этой аллеи.

— Да, и мне кажется, что это та самая девушка, на которую мы обратили внимание сегодня утром в Редмонде. Я наблюдаю за ней уже минут пять. Она начинала свой путь по этой дорожке ровно шесть раз и шесть раз поворачивала обратно. Или она ужасно робкая, или у нее есть что-то на совести. Давай подойдем и познакомимся с ней. Я думаю, легче познакомиться на кладбище, чем в Редмонде.

И они направились по длинной, поросшей травой аллее к незнакомке, сидевшей на сером надгробном камне под огромной ивой. Девушка действительно была очень хорошенькая, с неправильными чертами лица, но живая и обаятельная. Ее гладкие каштановые волосы блестели, словно шелк, а круглые щеки покрывал неяркий румянец. У нее были большие, темные, бархатистые глаза под странно заостренными уголками бровей и розово-красный изогнутый ротик. На незнакомке был элегантный коричневый костюм, из-под юбки выглядывали модные маленькие туфельки, а шляпка из темно-розовой соломки, украшенная золотисто-коричневыми маками, несла на себе печать того, что не поддается четкому определению, но неизменно отличает «творения» настоящих артистов шляпного дела. Присиллу неожиданно обожгло сознание тою, что ее собственная шляпка изготовлена модисткой в деревенской лавке, а Аня с чувством неловкости задала себе вопрос, не выглядит ли ее собственная блузка, которую она сама сшила и которую миссис Линд помогла ей подогнать по фигуре, слишком простой и непритязательной рядом с изысканным нарядом незнакомки. На мгновение у обеих девушек возникло желание повернуть назад.

Но они уже успели свернуть к серому камню, и отступать было поздно, так как кареглазая девушка уже, очевидно, решила, что они направляются к ней, чтобы поговорить. Она мгновенно вскочила и шагнула им навстречу, протянув руку и с веселой дружеской улыбкой, в которой не было и намека на робость или отягощенную совесть.

— Ах, мне так хотелось узнать, кто эти две девушки, — воскликнула она с жаром. — До смерти хотелось. Я видела вас в университете сегодня утром. Там было ужасно, правда? На время я даже пожалела, что не осталась дома и не вышла замуж.

Услышав такое неожиданное заключение, Аня и Присилла разразились искренним, непринужденным смехом. Кареглазая девушка тоже рассмеялась.

— Я в самом деле так подумала. Понимаете, я могла выйти замуж. Пойдемте присядем, там, на камне, и познакомимся. Это будет легко. Я знаю, мы будем обожать друг друга — я знала это с того момента, как увидела вас в Редмонде. Мне так хотелось прямо сразу подойти и обнять вас обеих.

— Почему же ты этого не сделала? — спросила Присилла.

— Потому что я просто не могла на это решиться. Я никогда ни на что не могу решиться — я вечно страдаю от нерешительности. Стоит мне решить сделать что-нибудь, как я всем своим существом чувствую, что правильным будет совсем другое. Это страшное несчастье, но такой уж я родилась, и бесполезно меня за это винить, как винят некоторые. И поэтому-то я никак не могла решиться подойти и заговорить с вами, хотя так сильно этого хотела.