когда ходил гулять. И лопату любил. Красную, пластмассовую, с голубой ручкой в виде буквы «Т».

– Тим, пошли! Нам надо к открытию после перерыва успеть.

Маленькая машинка ладно поместилась в маленькую ладошку. Тимка зажал её крепко, чтобы не потерять.

– Держись за меня! Опаздываем!

Таня открыла дверь, подхватила одной рукой сумку, лопату, другой сына и побежала со всем этим своим богатством вниз по лестнице. На ступеньках ещё подумала, положила ли в сумку кошелёк, талоны и записку. Записку писала на всякий случай, по привычке из прошлой жизни, когда ещё можно было что-то купить в магазинах. А теперь был такой дефицит всего, что даже записку она писала на обратной стороне листка календаря. 11 ноября 1990 года. К тому же после рождения Тимы она предпочитала всё записывать на бумажки. В голове, на улице и в стране была такая круговерть, что всё не упомнить.

Купить.

1. Молоко.

2. Хлеб.

3. Банку для сметаны (взять с собой)

4. Мыло

5. И др.

Под этим «др.» могло подразумеваться всё, что угодно. И порошок стиральный, и майонез. Сметану, сгущёнку или майонез вместе никогда не продавали – либо то, либо другое, либо третье, но банка всё равно бы пригодилась в любом случае. Исчезли куда-то все упаковки. Сметану, майонез и даже сгущёнку привозили в бидонах, и если посчастливится застать этот привоз, вот она, баночка, наготове. На масло, колбасу, сыр, сосиски, а также мясо или курицу Таня и не рассчитывала. Исчезли куда-то продукты из магазинов. Женщины продавали в переходах колготки, трусы, лифчики, блузки, посуду, краску для волос, а иногда даже сосиски, сыр, макароны – кто что мог достать и у кого что было в запасах, всё теперь служило или для обмена или для пропитания. Натуральный продукт. Ещё у Тани в сумке лежали талоны на крупу. Так и было написано. «Талон. Взрослый. Крупа манная. 0,5 кг. Ноябрь. 1990 год». Таня свой талон ещё не отоварила. Не привезли пока манку, но на Тимошин талон она в прошлом месяце всё отоварила. И муку, и пшёнку, и даже полкило риса. Так что жить было пока можно. Хлеб в магазинах тоже был, недаром писала она когда-то сочинение в школе «Хлеб всему голова». Странные тогда были времена, а сейчас ещё страннее. Не правильно по-русски так говорить, но по-другому и не скажешь. Да и говорить не хотелось, о чём говорить? Без молока не сваришь кашу ребёнку, надо добавить хоть чуть-чуть. Конечно, в войну и не такое ели, голодали, но сейчас не война. В общем, некогда Тане было задумываться, пришлось выживать. Тимофей кашу любил. Да и вообще он всё любил – и кашу, и блинчики, и просто из чашки молока попить. Чашка была ещё Танина, с медведем. А если ещё и хлеб свежий привозили… Недаром Таня молоко и хлеб всегда в списке ставила на первые места.

Дверь из подъезда ногой настежь.

– Всё, Тима, вставай на ножки.

Эх, катается же кто-то на их коляске! Оставили разок у магазина, отошли на двадцать метров на голубей посмотреть. Пока голубей хлебной коркой кормили, коляску увели. Тимоша маленький, а понял, что коляску у них украли. Плакал навзрыд, слёзы катились размером с витаминковое драже – А, В1, В6, РР и С. В холодильнике витаминки у Тани стоят, в баночке с завинчивающейся крышкой. Врач прописала Тимоше по одной три раза в неделю. Нужно бы их сейчас Тане самой попить. А то ещё только ноябрь, впереди зима, а сил совсем нет. Вот и сейчас вся уже мокрая, а впереди ещё магазин и прогулка заодно. Это ещё на улицах снега нет, а так совсем силы потерять можно на нечищеных дорожках с ребёнком на руках.

– Ну, миленький мой, ходу! Побежали ножками к магазину. Наискосок, наискосок, по тропиночке побежали… По асфальту, конечно, бежать удобнее, но по тропинке ближе. Тёплый ноябрь в этом году, середина месяца, а трава на газонах ещё зелёная.

Чёрт, на пригорке кочка, за кочку запнулась Таня, чуть не упала. У-у-ф! А Тимоша молодец, отцепился, не упал.

Вот и виден уже магазин. К счастью, недалеко бежать, если по дворам. Магазин – пятиэтажка со стеклянной витриной вдоль всего первого этажа. Бетонная приступочка над фундаментом. Таня облегчённо вздохнула – очередь ещё не такая большая. Не миллион человек. Женщины и мужчины стоят перед входом в магазин. Не в линеечку стоят, а рассредоточились группками неподалёку. Издалека если смотреть, будто народ на демонстрацию собрался, ждёт, когда надо будет в колонну строиться. Только невесёлый народ, без лозунгов, без транспарантов, без музыки из громкоговорителя. Некоторые из очереди, кто постарше, сидят на приступке, как на скамейке, подстелив под себя матерчатые сумки или газеты. Правда, сидеть очень узко, неудобно. Поэтому люди наклоняются вперёд, будто смотрят на свою обувь и выглядят из-за этого мокрыми, нахохлившимися, как вороны осенью. Но возле магазина есть газон, а на газоне три клёна. Листья уже опали, и получается, будто клёны на газоне стоят, как на коричневом шуршащем ковре. Тима оставил руку матери, направился на газон к этим листьям, стал шебуршить их лопатой.

Таня подошла к людям, громко спросила:

– Кто последний?

Высокая женщина в потёртой норковой шапке:

– Я. – И посмотрела внимательно на Тимошу.

– Годика два?

– Через три месяца два будет.

– Молодец. Сам ножками ходит, на ручки не просится.

Таня улыбнулась.

– Да. Молодец.

Тимоша услышал, раскраснелся от похвалы, прошёлся мимо тётеньки, его похвалившей, туда и обратно, взглянул на мать искоса, но с гордостью, протянул ей лопату подержать и пошёл к бетонной приступке, стал катать по свободному месту машинку. Таня встала рядом. Женщина тоже придвинулась к ним. Сказала Тимоше:

– Какая у тебя лопата красивая! Ну, скажи: ло-па-та.

Тима вдруг повернулся к женщине спиной и перестал катать машинку. Замер с ней в руках.

– Он не говорит ещё. А лопата для снега, – сказала Таня. – А снега нет. Да и вообще сейчас ничего нет.

Тимоша взял опять свою лопату, сорвался с места и начал бегать, стучать ею по асфальту.

– Вот и я тоже мужу говорю, – оживилась женщина. – Раньше в магазин придёшь – чего только нет. И колбаса, и мясо…

– Это в Москве было, – уточнила Таня, наблюдая за сыном. – У меня тётка из Рязани всегда по выходным на электричке за продуктами в Москву таскалась. Как съедят дома всё, так опять сюда. Мучение…

– А! – отмахнулась женщина. – Из-за этих приезжих такие очереди кругом были! Ни сапог не купить, ни сосисок. Пока с работы идёшь, всё расхватали уже. А вот когда с продуктами стало уже совсем плохо, у мужа на работе начали заказы давать. И кофе растворимый был в них, и чай со слоном, и колбаса копчёная, и икра, и тресковая печень… Я помню, один раз муж с работы даже воблу в заказе принёс. Представляете – воблу!

Тимоша отошел от приступочки, упал и заплакал. Таня не дослушала про воблу. Подбежала к сыну, подняла, подхватила на руки. Достала носовой платок, вытерла ему слёзы, стала счищать грязь с его ладошек и со штанов.

Женщина посмотрела на свои ручные часы.

– Ох, как эти детки мамкам-то достаются! А вырастут, и ещё неизвестно… Я внучку нянчила-нянчила, а она сейчас со мной и поговорить не хочет.

– Взрослая она? – спросила Таня.

– Малявка. В третьем классе.

Постепенно люди стали плотнее придвигаться к дверям, кучковаться, искать тех, за кем занимали. Какой-то мужчина встал у дверей, чтобы не пускать без очереди.

– А вы за кем стоите? – спросила женщину Таня.

– Вон, за мужчиной в серой куртке. С приёмником. Я его уж запомнила. Он всегда в очереди стоит и приёмник слушает. Но вам с ребёнком давиться не надо, – в глазах женщины обозначилось понимание. – Войдёте в магазин и встанете за мной. Я же вас запомнила, я подтвержу.

– Спасибо, – сказала Таня. – Мне, самое главное, молоко надо взять. Без молока ведь почти ничего для ребёнка не сделаешь. А потом уж хлеб. – Она с тревогой смотрела на всё возрастающую очередь. – Так много времени на всё это уходит. Погулять с ребёнком и то некогда…

– Сейчас от молока у многих диатез, – заметила женщина и поправила скособочившуюся на голове шапку. Рука у неё была сухая, бледная, длинная, с трещинками и чешуйками на коже. Но ногти были тщательно и остро подпилены, аккуратно покрыты перламутровым лаком. На безымянном пальце сияло толстое обручальное кольцо, а рядом, на среднем, блестел огромный золотой перстень с розовым аметистом.

– Красивое у вас кольцо!

Женщина повернула кольцо камнем внутрь.

– Муж подарил.

Тимофей заёрзал на коленях у матери, сполз