садимся на камень в стороне от тропы.

– Если хочешь, спустимся на поезде, – великодушно предлагает она.

– Или так, или на скорой, как скажешь.

– Признаюсь, я не ожидала, что это будет так утомительно.

Я кладу руку ей на плечо:

– И правда, это, наверное, нелегко в твоем возрасте.

Она делает вид, будто обиделась:

– Смотри, ты меня догоняешь, тебе тоже скоро сороковник!

– И не говори. Я рассчитываю на тебя, возьми надо мной шефство. Должен же кто-то помочь мне выбрать подгузники и кашки.

Она смеется:

– Язва!

– Вот видишь, ты уже соскакиваешь с катушек.

12:45

Старушка мстит, она ускорила шаг.

13:00

– Хочешь, сделаем еще привал? – предлагает Эмма. – Я взяла с собой бутерброды.

Мы устраиваемся в тени под елью, и я должна признать, что панорама отсюда симпатичнее, чем вид из моей кухни. Страна Басков пестреет всеми оттенками зеленого, там и сям плывут облака, в нескольких метрах от нас пасутся не такие уж и дикие коровки. Что поражает больше всего, так это тишина. Кроме шагов туристов и позвякивания колокольчиков на шеях коров, ни звука. Только когда больше не слышишь шума, замечаешь, что он все время есть. Даже гул в моей голове приглушается.

Эмма протягивает мне бутерброд.

– Местная ветчина, – объявляет она.

– Я по-прежнему вегетарианка.

– Шучу! Я приготовила для тебя с рокфором и орехами.

Ненавижу рокфор. Я вообще ненавижу острые сыры, но рокфор особенно. Я знаю, что вкус ему придает плесень, и от одного этого меня может вывернуть. Она, наверное, забыла. Однако, тронутая ее жестом, я кусаю бутерброд (стараясь прихватить побольше хлеба) и делаю вид, что мне очень вкусно.

13:23

Я ищу повод идти дальше, с тех пор как проглотила единственный кусок бутерброда, который смогла в себя запихнуть. Эмма решила, что мне не нравится, я возразила, что съеденная перед уходом слойка с шоколадом перебила мне аппетит. Она закрывает рюкзак и закидывает его на спину:

– Знаешь, что сказала бы Мима?

– Что твои идеи дерьмо.

– Перестань, я уверена, что ты специально настраиваешься на негатив, а на самом деле тебе очень нравится это восхождение.

– Ты видишь меня насквозь, – отвечаю я мрачно. – Так что же сказала бы Мима?

– Что после еды физическая активность противопоказана.

Я смотрю на нее, не решаясь поверить услышанному, а она довершает свою мысль:

– И потом, слишком жарко для подобных глупостей.

Я готова броситься ей на шею, но чувство вины удерживает меня.

– Эмма, я с ног валюсь, но ты меня знаешь: я всегда преувеличиваю. Не хочу, чтобы ты обделяла себя ради меня.

Она уверяет меня, что все в порядке, я уверяю ее, что я готова, она настаивает, она вполне может обойтись, я настаиваю, я вполне могу дойти, все становится с ног на голову, и, когда я почти готова умолять ее подняться на эту проклятую вершину, побеждает опять она, и мы поворачиваем назад.

Тогда

Апрель, 1992

Агата – 7 лет

Сегодня мне исполнилось семь лет. Я получила конверт от Мимы, как каждый год. В нем бусина, я убрала ее к остальным, и стихотворение, написанное на открытке с лошадками.

Мама сказала, что у меня теперь сознательный возраст и надо хорошо себя вести.

Мне разрешили пригласить в гости пять подружек: Каролину, Оливию, Азизу, Маржори и Селину, но потом я отменила Селину, потому что у нее отметка за диктант лучше, чем у меня.

Маржори подарила мне набор игрушек Полли Покет, она моя новая лучшая подруга.

У нас больше нет сада, я слышала, что мама не могла больше платить за дом, вот почему теперь мы живем в квартире на четвертом этаже. Наверное, поэтому она не захотела взять Снупи, когда умер папа, и отдала его обратно в приют.

Мои подружки хотели поиграть на парковке внизу, но мама не разрешила, она сказала, что нечего болтаться на улице, там злые дядьки, которые обижают детей.

Она разрешила нам пользоваться мини-проигрывателем, дала свои шарфики и туфли на каблуках и даже накрасила нам губы. Мы нарядились и танцевали, Эмма поставила свою любимую музыку («Rhythm Is a Danser»[5] группы Snap!) и показала, как надо под нее двигаться, это было здорово.

Мама забыла купить торт, я расстроилась, плакала, и она отругала меня, сказала, что я плохо себя веду, что она имеет право на ошибку, а я всегда всем недовольна. Это неправда, иногда я очень даже довольна. Потом она сама пришла поцеловать меня и испекла блинчики. Я никогда не ела таких вкусных, она сказала, что это благодаря секретному ингредиенту (не знаю, как он называется, но мама все время пьет его из бутылки).

В общем, день рождения был классный, вот только без папы.

Тогда

Ноябрь, 1992

Эмма – 12 лет

Я слышу, как Агата плачет. Сначала я думала, что это соседская кошка, она всегда мяукает по ночам, но я уверена – это Агата. Я раздумываю, пойти к ней или не пойти, завтра меня спросят по биологии, и мне надо получить хорошую отметку. В прошлый раз мне поставили ноль, потому что я не смогла разрезать лягушку. Вместо этого меня вырвало прямо на туфли мадам Рабо, и ей это очень не понравилось. Мама сказала, что, если у меня будут плохие отметки за вторую четверть, я не поеду летом к Миме и дедуле, а это просто невозможно.

Как же все-таки она горько плачет.

Я встаю и иду на цыпочках, мама смотрит ток-шоу по телевизору, нельзя, чтобы она меня услышала. Я ориентируюсь благодаря свету фонарей с улицы. С некоторых пор я больше не закрываю ставни.

Агата прижимает к себе своего светлячка, голова светится (светлячка, не Агаты).

– Что с тобой? – шепотом спрашиваю я.

– Не могу уснуть.

– Ничего страшного! Не переживай.

Я собираюсь уйти, но она говорит, что ей страшно.

– Чего ты боишься?

– Землетрясения.

Я смеюсь, но она плачет еще сильнее. Я сажусь на кровать и объясняю, что в Ангулеме не бывает землетрясений.

– А вулканы есть?

– И вулканов нет, Гагата.

Она говорит, что учительница рассказала им про деревню, где все жители умерли под лавой, оттого что вулкан извергся в одну ночь.

– Я не хочу умирать, Эмма, я еще маленькая!

– Лежи тихо, я сейчас вернусь.

На цыпочках я иду в свою комнату и возвращаюсь с атласом. Там есть страница про вулканы, я читаю сестре, и она немного успокаивается. Потом я читаю страницу про землетрясения, и под конец она уже совсем не плачет. Я еще немного сижу с ней, а потом ухожу спать, потому что завтра меня спросят по биологии.

Сейчас

6 августа

Агата

16:49

– Хотела бы я знать, куда девался кот.

Эмма пожимает плечами, погруженная в чтение Миминой тетради со стихами. Она не знала Роберта Редфорда, которого бабушка взяла года три-четыре назад.

Она нашла его лежащим на тротуаре, когда шла на рынок Кентау. Его явно сбил кто-то, не давший себе труда остановиться. Бедняга был совсем плох. Она положила его в корзину и отнесла к местному ветеринару, который сказал, что у котенка нет блох, но нет и чипа, и, если нет официальных хозяев, за консультацию и лечение платить придется ей. Мима колебалась: ее любовь к чужим животным была ограничена ее банковским счетом, который был в еще более плачевном состоянии, чем кот. Но взгляд бедолаги убедил ее. Она даже не пошла на рынок. Коту сделали рентген и анализ крови, которые не показали ничего серьезного, но ему пришлось ампутировать часть хвоста и наложить швы на подушечки лап и на голову. Ветеринар согласился на оплату в три приема, но все равно от ее учительской пенсии мало что осталось. Кот выздоравливал у нее дома, она развесила объявления на всех окрестных магазинчиках, а через несколько дней, когда гипотетический хозяин так и не объявился, решила назвать кота Робертом Редфордом. «Он меня разорил, но быть хозяйкой Роберта Редфорда – какое-никакое утешение».

– Давно