всегда и везде были центрами знаний и учености. Нам следует попытаться сформировать более конкретное представление о природе их интеллектуальной жизни.

Прежде всего нужно вспомнить замечание одного современного бенедиктинского аббата о том, что «все заслуги бенедиктинцев перед цивилизацией, образованием и литературой были лишь побочными продуктами»[14]. Монастырь мог быть убежищем для путешественников, экономическим центром, шедевром архитектуры, местом обмена идеями и информацией, источником новых жанров музыки и литературы, но некоторые из этих вещей или даже все – были случайны и вовсе не обязательны для существования монастыря. В уставе святого Бенедикта, который доминировал на Западе, центральным моментом было «Божье дело» (opus Dei) – ежедневное пение в хоре, которое первоначально занимало от четырех до четырех с половиной часов, а позднее шесть или семь часов. От трех до пяти часов, в зависимости от времени года, высвобождали для чтения, под которым подразумевалось вовсе не дискурсивное чтение различных произведений, а изучение Библии и трудов Отцов Церкви, таких как Василий Великий или Иоанн Кассиан, и последующее размышление над ними. В начале Великого поста каждый монах должен был получить из библиотеки по книге, «которую всем следовало прочесть полностью по порядку», однако никаких ограничений по времени не устанавливалось, и из пересмотренных установлений Ланфранка нам известно, что книга обычно хранилась год, возвращали же ее торжественно в первый понедельник следующего Великого поста. Тогда же монахи, не дочитавшие свои книги, вынуждены были публично признаваться в этом. Вопреки распространенным современным представлениям, устав бенедиктинцев ничего не говорит о копировании книг. Но все же для этого оставалось время в соответствии с предписанным им ручным трудом, и необходимые для хора и библиотеки книги, естественно, копировали, не забывали о важности «борьбы с дьяволом пером и чернилами», если воспользоваться выражением Кассиодора. Устав бенедиктинцев ничего не сообщает о другой известной монастырской институции – о школах, хотя мы узнаем о них из более поздних правил. «Школы в современном смысле, – пишет Пайпер[15], – а именно учреждения, в которых обучение проводится в определенное время специально назначенным учителем по специальным направлениям и для специально отобранных учеников, – такие учреждения были для монастырей Средних веков не правилом, а исключением». Трудно найти свидетельства о каких-либо специализированных классах для занятий. Обучение было религиозным: молитвы, устав ордена, проповеди, сопоставления текстов священных книг, особенно Библии. Семь свободных искусств не выходят на передний план обучения, да и все семь мы обнаружим далеко не везде.

Давайте попробуем быть более точными. В соответствии с условиями своего возникновения монастыри располагали библиотекой богослужебных книг, обычно с несколькими экземплярами Библии и богословских трудов. При ней была школа для послушников, и библиотечные книги часто выступали в роли первых учебников, хотя это и не всегда предполагалось. Как владелец земли, монастырь имел свои хартии и акты о праве собственности, иногда сводившиеся в картулярии и, вероятно, составлявшие важные архивы, для которых мог потребоваться специальный хранитель. Также велся реестр послушников – и живых, и умерших. Нередко в монастыре составляли списки почивших монахов из других обителей, с которыми образовывали братство, чтобы молиться за их души. Для служения в монастыре необходим был календарь, в который время от времени добавлялись имена новых святых или сообщения о смерти монахов и донаторов. Новости из внешнего мира, поступающие в монастырь, служили поводом для записи анналов, основой которых могли служить таблицы Пасхалий, тоже вносившиеся в календарь. Исторические записи не были обязательными, однако их элементы периодически встречались, и со временем многие монастыри превращались в центры местного историописания, порой становясь даже единственными такими центрами. Библиотека, школа, архив, зачатки собственного историописания – все это было связано с существованием монастыря и составляло ядро определенной интеллектуальной жизни. Часто они так и оставались лишь ядром: хотя монастырей и было много, настоящих центров учености и образования было относительно мало, лучшие из них переживали свои взлеты и падения, периоды активности и глубокого упадка. Разумеется, это относится и к монашеству в целом, потому что, как напоминает нам настоятель Индж, «в религии ничто так не вводит в заблуждение, как успех»[16]. Процветание обычно приводило к распущенности, что порождало волну реформ, оканчивающихся принятием новых уставов или нового порядка, которые содействовали процветанию, и в итоге все снова скатывалось к распущенности. В лучшем случае большинство монастырей вело скудное в интеллектуальном плане существование. Например, богатое аббатство Троарн в Нормандии, тщательно изученное Р. Н. Соважем, может похвастать только одним выдающимся сочинителем – своим первым настоятелем, Дюраном (1059–1088); школы монастыря почти не упоминаются в документе 1169 года, а его единственный библиотечный каталог, датированный 1446 годом, почти полностью состоит из религиозной литературы. Немногие нормандские аббатства или монастыри могли похвастать бо́льшим.

Для бенедиктинских монастырей XII век стал периодом ощутимого упадка, если, конечно, упадок не наступил еще раньше, как в древних центрах Корби, Люксей, Санкт-Галлен и Боббио. Только в первой половине столетия мы все еще находим интеллектуально значимые бенедиктинские центры. Самый старый из них, Монтекассино, переживает период своего расцвета в XI и начале XII века. Этот центр, будучи родиной особого южноиталийского письма, известного как «беневентское», собрал огромную библиотеку копий, количество которых хронист с гордостью доводит до семидесяти. Список «содержит в основном богословские и богослужебные сочинения, но есть и несколько исторических: Иосифа Флавия, Григория Турского, Павла Дьякона, Эрхемперта и др.; есть также несколько античных произведений: “О природе богов” Цицерона, “Институции” и “Новеллы” Юстиниана, “Фасты” Овидия, “Эклоги” Вергилия, произведения Теренция, Горация, Сенеки, грамматики Феодора и Доната»[17]. Многие из этих рукописей сохранились до наших дней. Без них мир потерял бы Апулея и то немногое, что у нас есть от Варрона, потеряны были бы «Истории» Тацита и, вероятно, сохранившиеся части его «Анналов», а также несколько текстов и местных записей средневекового периода. У нас есть многочисленные доказательства того, что эти книги читали и копировали для будущих времен. Около 1140 года Петр Дьякон, прекрасный фальсификатор, составил длинный перечень «прославленных мужей Монтекассино», начиная со святого Бенедикта и заканчивая самим Петром, что наглядно отражает его авторские амбиции. Среди этих выдающихся людей двое пап, но большинство из них – писатели: Константин Африканский – «новый блистательный Гиппократ», Альфан Салернский, ритор Альберих (имена, которые мы уже встречали), Лев Остийский, превосходный хронист монастыря, и еще длинный перечень авторов религиозных сочинений. В целом список, которым действительно могло бы гордиться любое учреждение. Но этот перечень, на самом деле, – эпитафия: впоследствии великих писателей в монастыре не было, и сам Петр стал симптомом его упадка.

К северу от Альп, но