бедствиях, о погоде и проч. Петр сам держал корректуру первого номера «Ведомостей», и потом они велись по его постоянным указаниям. Язык их был очень своеобразен и разнообразен, как вообще язык всей Петровской эпохи и самого Петра. Что касается их внешности, то она была очень скромна: небольшая осьмушка, почти без полей, или с очень небольшими, мелкий, сбитый шрифт, небрежная печать. По словам Неустроева{29}, сам Петр обозначал карандашом для перевода и помещения в русской газете места из голландских газет. В сомнительных случаях обращались к царю, и потому на полях рукописей, предназначенных для набора, часто встречается пометка: «доложить». Большая часть материала нашей первой газеты черпалась из иностранных источников; оригинальных статей и известий было мало. Кто их давал? Большинство русских известий в «Ведомостях» представляли собой письма или донесения — самого Петра и его сподвижников. Так, например, до 1709 года Петр вел оживленную переписку с польским королем, и в «Ведомостях» было много известий из Польши, сокращается эта переписка — и известий становится меньше. Иногда Петр посылал извещение о каком-либо событии разным лицам в одном и том же виде (примеров таких писем можно привести много), и эти извещения часто попадали в газету, что доказывается сличением ее номеров с письмами; кроме того, в «Ведомости» попали, например, некоторые письма Петра к царевичу Алексею и Екатерине. Иногда печатались донесения послов и т. п.

Такова была деятельность Петра-писателя: участник обширной переписки, редактор русских и переводных книг, автор многочисленных уставов, табелей и манифестов, наконец, основатель, редактор и сотрудник первой русской газеты — во всем этом он сумел проявить свою самобытную, сильную и даровитую натуру. Петр-писатель оставил в нашей литературе, в истории нашего просвещения не меньший след, чем Петр-полководец в истории войн первой четверти XVIII века.

Печатается по:

Три века. T. III. Издание Товарищества И. Д. Сытина. М., 1912.

Михаил Семевский{30}

Петр Великий как юморист

…Отрешаем вас от шумства и от кабаков, дабы не ходить!..

Шутливое послание князь-папы к царю Петру

В 1861 году, в малораспространенном, хотя и весьма почтенном и интересном научно-литературном журнале «Светоч» (кн. IX), помещено было нами собрание подлинных документов, ярко освещающих одну из любопытнейших сторон в характере Петра Великого: его юмор. Документы эти, сочиненные и собственноручно написанные Петром, суть шутливые обряды избрания и поставления князь-папы, шутливые возглашения, грамоты, отписки, росписи церемониалов и т. п. Ныне, дополнив это любопытное собрание материалов вновь найденными, мы считаем не лишним воспроизвести всю статью из журнала, составляющего едва ли не библиографическую редкость.

Позволяем себе надеяться, что в настоящее время, когда взгляд на деятельность и характер Петра Великого вполне выяснился, когда вновь открытые и обнародованные материалы устранили всякую односторонность в суждениях о личности и царствовании Петра, никто не заподозрит нас в желании унизить этого величайшего из монархов всей Европы XVII и XVIII веков. Никто, надеемся, не осудит нас за издание материалов, в которых все принадлежит самому Петру I, а потому, так или иначе, есть достояние истории и подлежит ее критике. Если же сарказм шуточных произведений Петра Великого бросает темный свет на его забавы и развлечения, то не нужно забывать, что Петр при всем своем гении был прежде всего человеком своего времени. Широкий, грубый разгул, которому предавался Петр среди своих «птенцов»-сподвижников в час отдыха после всеобъемлющей деятельности, — этот разгул не должен нас поражать. «Богатырским силам, — скажем словами историка С. М. Соловьева{31}, — соответствовали страсти, не умеренные правильным искусным воспитанием. Мы знаем, как мог разнуздываться сильный человек в древнем русском обществе, не выработавшем должных границ каждой силе; могло ли такое общество сдерживать страсти человека, стоявшего на самом верху? Но одна наблюдательная женщина-современница{32} отозвалась совершенно справедливо о Петре, что это был «очень хороший и вместе очень дурной человек»…» («История России в эпоху преобразования». Соч. Соловьева, т. VI, Москва, 1868 г., с. 259).

25 мая 1872 года

I. Всепьянейший собор

В характере великого преобразователя России, между прочими его особенностями, есть черта в высшей степени интересная, резкая, не ослабевавшая в течение всей его жизни и очень часто проявлявшаяся то в письме, то в пиршестве, то в каком-нибудь маскараде, то наконец в целом учреждении.

Мы говорим про юмор Петра Великого.

На эту особенность никогда и никто не обращал надлежащего внимания; а между тем для полного и ясного представления характера Петра нельзя обойти ту его сторону, которая служила для него источником удовольствия и отрады.

Проследить все случаи, в которых проявился юмор Петра, нет возможности; нам пришлось бы пересмотреть массу его писем, записок, государственных и домашних распоряжений. Но достаточно и самых ярких примеров. Особенное внимание в громадной корреспонденции Петра следует обратить на письма к Ромодановскому. Сколько юмору во многих из них, сколько насмешки злой и остроумной в сане князь-кесаря, которым облечены были, один за другим, оба Ромодановские{33}! В лице их Петр смеялся над атрибутами этого импровизированного им сана; князь-кесарю отводили первые места во всех церемониях, князь-кесарю отдавались особые почести, к нему приближались иначе, с ним не говорили, в присутствии его не сидели так, как говорят и сидят в обществе простых смертных. Одним словом, все, что Петр находил в своем царском положении скучного, натянутого — все предоставлял Ромодановскому; именуя себя «холопом и последним рабом» его и получая от него чины и повышения, Петр всю сущность власти удерживал за собой. Ромодановский, таким образом, по одежде, обычаям и роду своей жизни, был пародией власти; это была подставная кукла, и кукла весьма комичная. Но этого комизма сам он не замечал, как не замечали и люди его окружающие.

Мы не говорим, что Ромодановский не имел власти, не имел другой деятельности, кроме постоянного разыгрывания невеселой роли государя, нет — ему предоставлена была значительная доля в административном управлении, еще большая доля в совершении жестокостей, которые с точки зрения того века не должны поражать нынешнего исследователя… На отведенном ему поле князь Федор Юрьевич в поэтическом увлечении, в какой-то восторженности от кнута и застенка, доходил до такого пафоса, что поражал усердием даже самого Петра… Однажды государь решил намекнуть князю-кесарю на то, что тот слишком заработался: «Зверь! Долго ль тебе людей жечь?.. Перестань знаться с Ивашкою: быть от него роже драной!»[13]

Впрочем, угроза как