– Я не прошу тебя выступать в роли продавца, – сказал Рики. – Просто в разговоре как бы невзначай упомяни о них. Синклер – известный бабник, да к тому же еще и любит всякие сексуальные извращения. Я слышал эту историю…

– Случайно не ту, в которой замешана дочь политика? – перебила его Женевьева. – Мне ее уже рассказывали.

– Послушай, – произнес Рики, – Синклер, похоже, именно тот парень, которого могут заинтересовать мои рисунки. Неужели же тебе не удастся найти удобный момент и сказать ему о том, что есть один человек, который может предложить ему необычные картины? Больше тебе ничего говорить не нужно. Он все поймет.

– То есть ты хочешь, чтобы я выступила в роли твоего коммерческого агента? – спросила Женевьева, покачав головой. – Рики Крофт, пришло время повзрослеть.

– Мне нужны деньги.

– В таком случае веди себя как профессионал. Не нарушай сроков сдачи проектов, и ты сможешь заработать целое состояние.

– Да я просто умру от скуки, – сказал Рики, поднявшись. – Нет уж, спасибо.

– Ты же знаешь, что можно сочетать творчество и работу на заказ.

– Это несовместимые вещи, – ответил он. – Особенно когда речь идет о рекламе.

Рики ушел, оставив Женевьеву доедать рулет в полном одиночестве и дав ей возможность снова погрузиться в раздумья. Джеймс Синклер, похоже, имел репутацию человека, который любит вносить разнообразие в свою сексуальную жизнь. Из того, что он сказал ей, можно сделать вывод: Синклеру хочется чего-то большего, чем просто разок-другой покувыркаться в постели. Однако стоит ли верить всему, что о нем говорят? Женевьеве почему-то казалось, что ее визит в дом номер сорок три по Хармонд-стрит станет первым шагом на пути к выяснению истины.

Встав из-за стола, она поняла, что рисунки Рики возбудили ее гораздо сильнее, чем она думала. Всю дорогу до офиса она никак не могла успокоиться, и это причиняло ей явный дискомфорт.

На вид этот дом совершенно ничем не отличался от других домов. Перед ним был сад, довольно милый и ухоженный. На окнах – занавески с цветочным орнаментом. Женевьева постучала в темно-красную дверь. Ей открыла пожилая дама.

– Я мисс Джоунс, – сказала Женевьева, следуя данным ей инструкциям. – Мне нужно забрать… э… кое-что.

– Идите прямо, дорогуша, – кивнув, ответила пожилая леди. – Джорджи в мастерской.

«Интересно, Джорджи тоже пожилая дама?» – подумала Женевьева.

Войдя в дом, она оказалась в комнате, интерьер которой говорил о том, что тут могут продавать какие угодно вещи, но только не кружевные панталоны с оборками.

Везде была кожа. В воздухе витал резкий характерный запах. На полу лежали сложенные в кучу шкуры. У стены стояли сапожки на неимоверно высоких каблуках. На крючках висели кнуты и различная сбруя. На безликих манекенах были надеты образцы предлагаемой продукции: длинные перчатки, широкие ремни и бюстгальтеры, отделанные таким количеством металлических украшений, что они напоминали кольчуги. Рабочий стол был буквально завален недошитыми изделиями. Женевьева удивленно озиралась по сторонам.

Джорджи оказалась веселой энергичной блондинкой. На вид ей было лет девятнадцать, не больше. Одета она была в простую белую футболку и брюки в стиле «милитари».

– У меня тут полнейший беспорядок, – сказала она и улыбнулась. – Моя подруга говорит, что совершенно не понимает, как я нахожу то, что мне нужно. Я уже упаковала ваши вещи в коробку.

Женевьева внимательно осмотрела стоявший возле нее манекен. На нем был надет сшитый из блестящей черной кожи женский спортивный костюм, обтягивающий фигуру. Голову манекена покрывал плотный колпак, в котором были проделаны отверстия для носа и рта. Многочисленные хромированные застежки-молнии, расположение которых было тщательно продумано, опоясывали бедра, грудь, талию и руки. Молния была вшита даже между ягодицами. На ногах у манекена были ботильоны на высоких каблуках и со шнуровкой.

– Красиво, правда? – спросила Джорджи, сияя от гордости. – Это одна из моих эксклюзивных моделей. Вы только представьте, стоите вы в таком вот плотно обтягивающем тело прикиде и не знаете, какую именно молнию расстегнут и какую часть тела (грудь или что-нибудь другое) начнут ласкать. А самое замечательное то, что из одного костюмчика можно сделать сразу несколько вещичек. Можно, расстегнув все молнии, разобрать этот костюм на части и, надевая то одну его часть, то другую, играть в разные игры. Из леггинсов можно сделать высокие сапоги, а из рукавов – перчатки. Может даже получиться бюстгальтер, корсет и еще кое-что. Я уверена, что, если надеть только капюшон, высокие сапоги и широкий пояс, видок получится просто сногсшибательный. Я даже однажды видела картину в одной очень солидной художественной галерее, на которой была изображена женщина в таком вот блестящем кожаном прикиде. Возле картины толпились серьезные люди (знатоки искусства), рассматривали ее и говорили, что это весьма символично, – сказала она, захихикав. – А я тогда подумала, что это очень сексуально и чертовски заводит. Голову даю на отсечение, художник именно поэтому и нарисовал такую картину.

Женевьева внимательно осмотрела кожаный костюм. Чертовски заводит? Да, она вынуждена была с этим согласиться. Кожа придавала костюму несколько агрессивный вид, но расположение молний в довольно пикантных местах предполагало покорность, послушание. Женевьева представила, как медленно разъединяются железные зубцы и она чувствует, как прохладный воздух овевает ее оголенную кожу. А потом она ощущает нежное прикосновение пальцев или языка…

Да, некоторым это действительно покажется чертовски возбуждающим. Таким, как она? Интересно, что она почувствует, облачившись в такую вот обтягивающую (буквально врезающуюся в тело) кожу? Женевьева повернулась. На манекене, стоявшем за ее спиной, был надет замысловатый корсет со шнуровкой сзади и множеством каких-то ремешков, пряжек и заклепок. Ей показалось, что он очень тесный и неудобный.

– И много желающих приобрести такие вещицы? – спросила Женевьева.

– Да, черт побери. – Джорджи кивнула. – Их было бы еще больше, но далеко не все могут позволить себе такую роскошь. У меня высокие цены. Я ведь использую самую лучшую кожу, и ни один из моих ремешков никогда не сползет в самый неподходящий момент, в отличие от тех вещей, которые вы можете купить где-нибудь в другом месте. Когда вас зашнуруют в один из моих корсетов, вы ни за что не сможете расшнуроваться до тех пор, пока ваш господин (или госпожа) вас не освободит.

Женевьева внимательно разглядывала корсет, пытаясь понять, как завязываются все эти ленточки и застегиваются ремешки и что она будет чувствовать, когда они вопьются в ее тело. Чем дольше она смотрела, тем легче ей было представить, как эта до неприличия сексуальная вещь будет выглядеть не на манекене, а на теле. А если быть более точным, на ее собственном теле.

Раньше Женевьева не понимала, как эротично выглядит кожаная одежда. По правде говоря, она просто над этим никогда не задумывалась. Однако сейчас она начала это осознавать. Женевьева представила, как кожаный корсет стягивает ее тело, как ремни впиваются в кожу, стесняя движения, и поняла, что ей это очень нравится. Протянув руку, женщина потрогала кожу. Она была гладкой и мягкой.