Странное дело, но Кей, выросшая в Колорадо, никогда не вставала на лыжи. Она часто шутила, что дюжина колорадцев, равнодушных к лыжам, зимой еженедельно встречаются в группах взаимной поддержки. Моя бывшая секретарша Гвен выросла в самой равнинной части Индианы, но она обожала кататься на лыжах. Как-то раз, перед уходом с работы в пятницу, Гвен рассказала мне, как умер ее отец. «Мы тогда поехали на длинный уик-энд в Нью-Гемпшир. Папа только что спустился по жутко сложной „двойной черной“ трассе и стоял на лыжах неподалеку от бассейна, гордый как павлин. Вдруг лицо у него сделалось, не знаю, слегка удивленным, что ли, и он поднял очки на лоб, а потом лицо стало серым, как мышиное брюшко, и он начал медленно наклоняться вперед, опираясь на лыжные палки, чуть не коснулся носом снега между носками лыж. А потом — раз, и упал. Мы с Тони — моим тогдашним парнем, он был там с нами — мы с ним заржали. А папа все лежит и лежит. Мы бросились к нему, перевернули на спину, а у него лицо почти черное, язык распух, и он совсем, совсем мертвый. Но как я вечером сказала маме по телефону — по крайней мере он умер счастливым».

Я ездил кататься на лыжах с Гвен. Не тогда, а позже. Врал Кей про конференцию в Луисвилле, а сам летел в Вермонт или Юту. Во многих отношениях Гвен была славной девушкой — она горько плакала, когда в аквариуме у нас в приемной сдохла золотая рыбка, — но она явно никогда не нуждалась в Индивидуальных Образовательных Программах для особо одаренных, о которых рассказывала Кей.

В конце канатного пути я взял Кэролайн за руку:

— Держись, малыш.

Подъемник не замедлил хода, а жующая жвачку девчонка на верхней площадке предпочла снимать санки с крюков, чем помогать пассажирам, поэтому мы с Кэролайн неловко спрыгнули сами и быстро отбежали в сторону, чтоб креслом не зацепило.

Прислоненные к стене, там стояли в ряд еще санки с написанными фломастером на днищах названиями типа «Скайуокер», «X-15», «Голубая молния». Я выбрал санки с надписью «Славный Поки» и встал в более короткую из двух очередей к трассе.

— Одна поеду, а, пап?

— В другой раз. — Я сжал руку Кэролайн. Здесь было заметно холоднее, чем внизу. Над склоном горы собирались облака. — Давай попробуем вместе.

Кэролайн кивнула и ответила легким пожатием пальцев. Очередь быстро сокращалась.

Едва научившись стоять на ногах, Скаут всегда безбоязненно кидался в пустоту навстречу Кей или мне — в полной уверенности, что мы его подхватим. Кэролайн никогда так не делала. Даже сидя у меня на закорках, она зорко следила, чтобы ее «лошадка» не споткнулась и не упала. Скаут еще младенцем любил, чтобы его подбрасывали повыше и ловили, и я рассмеялся в голос, когда несколько лет назад увидел начальные кадры «Мира по Гарпу». Кэролайн всегда хотела, чтобы ее кутали, обнимали, баюкали… оберегали и защищали.

Мы с Кей отказывались считать, что все дело просто в разнице между детьми мужского и женского пола. Мы говорили, что Скаут и Кэролайн просто маленькие личности с разными характерами, но у меня оставались сомнения. В последние два года они усилились.

Хотите верьте, хотите нет, но я точно знаю, как выглядит Смерть. Это грузовик «Пепси» с огромными черными шинами.

В то лето, когда я вернулся из Вьетнама, я жил в Индианаполисе и принимал инсулин от диабета, который у меня обнаружили в госпитале на авиабазе Тан-Сон-Нхут и из-за которого демобилизовали на пять месяцев раньше положенного срока. Снимал жилье вместе с тремя парнями — двое из них в прошлом служили санитарами во Вьетнаме, а теперь учились в медицинском колледже, — и наша квартира сильно напоминала съемочную площадку «Военно-полевого госпиталя» — не сериала, а фильма. Мы почти все время ходили в армейских штанах и оливковых футболках, а двое из нас спали на армейских раскладушках. Мы были остроумны, как Дональд Сазерленд, нахальны, как Элиот Гулд, и тесно дружили с выпивкой и травкой. Все четверо водили мотоциклы.

Первой дорожной аварией, произошедшей на моих глазах — мне было четыре, и мы выезжали из Чикаго по шоссе 66, — стало смертельное ДТП с участием мотоцикла. Хорошо помню тяжелый глухой стук, с которым мотоциклист врезался в левое заднее крыло «Студебеккера», одновременно с ним вылетевшего на перекресток. С тех пор я не меньше тридцати раз побывал на местах гибели мотоциклистов, прочитал несколько сотен подробных рапортов и сам с полдюжины раз вылетал из седла. Моя первая самостоятельная поездка на мотоцикле закончилась тем, что я впилился в стену автозаправки «Коноко». Все шло нормально, пока я не заехал для разворота на площадку перед автозаправкой, по-прежнему на третьей скорости, и просто забыл, где находится тормозная педаль. Мне было тринадцать. Когда я врезался под углом в стену и грохнулся на бок, из здания автозаправки вышли три старых пердуна и встали надо мной, придавленным бензобаком и погнутым рулем новенькой двухсотпятидесятикубовой машины «Рика». Наконец один из них, с набитым табаком ртом, сплюнул под ноги и проговорил, по-иллинойсски растягивая слова: «Что за дела, малый? Ты что, не умеешь управлять этой хренью?»

Но к моменту моей встречи с грузовиком «Пепси» я водил мотоцикл уже много лет. На байке накатал гораздо больше, чем за рулем автомобиля. Еще во Вьетнаме купил «Кавасаки» у одного морпеха, возвращавшегося домой.

Итак, однажды в Индианаполисе я ехал на «Хонде-450» моего соседа по квартире, поскольку собственный байк стоял в ремонте, по 38-й улице на запад, в нескольких милях к северу от автодрома. Передо мной шел мини-вэн «Эконолайн» без задних окон. Он прибавил ходу, чтобы проскочить на мигающий зеленый на перекрестке 38-й и Хай-Скул-роуд, а потом сбросил скорость.

Я пригнулся к рулю и стал обходить мини-вэн по левому ряду, лихо поддав газу, как вы обычно делаете после нескольких лет уверенной езды на мотоцикле, пока не попали в первую серьезную аварию. Такое впечатление, будто, легко лавируя между всеми этими детройтскими грудами железа в плотном транспортном потоке на городских улицах, мы пытаемся избавиться от чувства неполноценности и уязвимости, которое эти самые груды железа вызывают у нас на скоростной автостраде.

В общем, обошел я «Эконолайн» на скорости сорок пять — пятьдесят миль в час — и только тогда понял, почему он сбавил ход.

Из-за угла автозаправки «Шелл» выехал грузовик «Пепси» и остановился поперек дороги, выжидая момент, чтобы повернуть на встречную полосу. Громоздкий, как металлический носорог, с белой кабиной и знакомой эмблемой на борту. С высокими кузовными стеллажами, забитыми ящиками. Грузовик занимал весь левый ряд и больше половины правого, остальную часть которого блокировал синий «Шевроле», шедший перед мини-вэном. Последний стоял зеленой стеной справа от меня, а в трех футах слева двигался плотный поток встречного транспорта, и кабина грузовика «Пепси» выдавалась футов на шесть на его полосу. Позади меня с визгом затормозил «Камаро».

Обычно в стремных ситуациях вы по возможности аккуратнее заваливаете мотоцикл на бок, готовясь ободраться не по-детски, но надеясь на лучшее. Я всегда, даже в те бесшабашные дни, ездил в шлеме и обычно в коже и берцах, но тогда стояла середина августа, и я был в теннисных тапочках, обрезанных армейских штанах и традиционной оливковой футболке.