– Не волнуйтесь, – Фрэнк посмотрел на нее снизу вверх и вдруг почувствовал, что в цепи его воспоминаний это звено, окрашенное нежным зеленоватым светом, станет одним из тех немногих, что не вызывают ни раздражения, ни раскаяния. – Я стоял у дверей, когда вы выходили, но, наверно, вы меня не заметили.

– У дверей? – В лицо Джуди бросилась краска, но, слава Богу, незнакомец не мог этого заметить – было слишком темно. Она почему-то решила, что он стоял у дверей отеля.

– Да, у входа в ресторан. Я выходил покурить… Он достал пачку и протянул ее Джуди.

– Нет, спасибо.

– Я знаю, в Америке теперь мало кто курит, – Фрэнк жадно затянулся.

– А вы…

– Я живу во Франции.

– Но…

– Я не француз, нет, просто живу в Париже уже несколько лет. А сюда приезжаю время от времени. Ну так что, пойдемте на свет, Джуди?

– Да, пойдемте.

Какое-то спокойствие и даже умиротворение овладели ею за последние несколько минут.

– Только обуйтесь, вы и так уже продрогли. – Фрэнк снял с себя пиджак и накинул его на плечи Джуди.

От его голоса, от неторопливых движений его рук веяло надежностью и непоказной силой. Слегка придерживая пиджак пальцами скрещенных на груди рук, она пошла за мужчиной, чьего имени не знала, по темной узкой улице к выходу на набережную, по которой полчаса назад она бежала, задыхаясь от слез.

Когда до набережной оставалось с десяток шагов, Фрэнк обернулся. Джуди почувствовала, что он хочет сказать ей что-то именно здесь, в полумраке этой улочки, и сердце ее вновь испуганно сжалось.

– Джуди, у меня нет ни чистых, ни грязных намерений. Я сам не знаю, почему поехал за вами, а потом пошел вас разыскивать. Иногда… правда, редко… вдруг чувствуешь себя человеком, который в силах помочь другому человеку. И не важно, что я мужчина, а вы женщина. Вы понимаете меня?

– Да, – пробормотала она, – спасибо.

– А теперь давайте пропустим по стаканчику бренди в ближайшем баре – вам необходимо согреться, – и я отвезу вас домой.

Она молча кивнула.

– Здесь нельзя парковаться, – сказала Джуди, когда они подошли к «фольксвагену».

– Ну что ж… – Фрэнк взглянул на прикрепленный к лобовому стеклу бланк. – Пусть повисит тут еще немного.

Эмили взглянула на часы: Фрэнк заставлял себя ждать, чего раньше не случалось. Темы для разговоров были исчерпаны, и ей все труднее становилось мило улыбаться.

Она покивала попыткам присутствующих предположить, что могло задержать ее бывшего зятя: все пытались острить, дамы игриво, а единственный за столом мужчина – мрачновато. Когда все высказались, она произнесла:

– Так, может, пора доставить мои дряхлые кости в их одинокую хижину?

Шон просиял, дамы защебетали. Эмили поняла, как радостно они будут обсуждать по дороге домой, что бывший зять, которого она только и знает, что нахваливать, не забрал ее из ресторана. Укатил на ее же задрипанном «фольке», пришлось ей прибегнуть к помощи Шона… И пойдет перешептывание о ее жизни, пронесшейся ураганом и затихшей в этом мутном болотце, кто-то будет чесать языком, перебирая ее светлые минуты, ее годы, полные боли…

Автомобиль Шона затормозил у дома 35 по Эшли-стрит. Эмили прикоснулась щекой к напудренным щекам подруг, протянула Шону руку, которую он с подчеркнутой галантностью поднес к губам, и вышла из машины. Движения ее стали менее легки и изящны. Она устало добрела по скрипучему гравию до крыльца, приоткрыла дверь, обернулась и взмахнула рукой.

– Спокойной ночи, Мили! – крикнула Анна из окошка и послала ей воздушный поцелуй.

Возможно, она ошибается? Может, они вовсе и не собираются злословить на ее счет? Неужели это она сама так озлобилась, что соорудила вокруг себя ограду и сделала себя одинокой…

Где же Фрэнк?

В гостиной горел свет, но его не было. Зато ее глазам предстал сервированный на двоих стол с бутылкой вина и свечами. Эмили подошла к камину и изумленно воззрилась на смешное подобие Эйфелевой башни. Затем заметила открытый проигрыватель. Не подходя к нему, она зажгла свечи, выключила свет и только тогда нажала на кнопку «Р1ау». Закрутился черный диск, легонько зашуршала игла.

– Та-рьям, та-рьям, та-рьям…

Слушая несравненный голос великой француженки, она опустилась на диванчик. Что-то твердое лежало рядом, касаясь ее бедра.

– Мирей Матье! – взяв в руки пластинку, прочитала она. – Где он только достает виниловые пластинки, теперь ведь их, кажется, вообще не выпускают. А это что? – Она с трудом подняла и взвалила себе на колени книгу. – Энциклопедия. «Все о цветах». С ума сошел! – Эмили рассмеялась, но тут же начала торопливо переворачивать страницы.

Отведав грудинки с rognons и выпив уже по второму бокалу, они вновь заговорили о странном случае, сведшем Фрэнка с той самой женщиной, на которую обратила внимание Эмили.

– Впрочем, такое бывает. Если бы вы встретились через несколько дней в Париже, это, может, что-то и значило бы, но встретиться спустя полчаса вблизи того же самого ресторана – что здесь поразительного?

– Да, действительно, – Фрэнк улыбнулся и уже не в первый раз отметил: – Тем более, что она не поразила меня в самое сердце, Эми. У нее печальные глаза, очень красивые печальные глаза. Но в остальном…

– Ты слишком избалован.

– Я искушен. К тому же, она вообще странная. Слава Богу, что не стала откровенничать, как это обычно бывает: выкладывают первому встречному всю подноготную, лишь бы душу облегчить.

– Ты так не любишь женщин, Фрэнки? – грустно улыбнулась Эмили.

– Я говорил не только о женщинах, в тяжелые минуты это свойственно всем…

– Но женщин ты все же не любишь, – перебила она.

Он промолчал, и она, улыбнувшись, перевела разговор на другую тему:

– Ты устроил мне французский вечер, это так трогательно.

– Ерунда! Это смешно, и только. Особенно…

– Торт? Он великолепен. И мне не терпится разрушить это сооружение. Начнем с верхушки или срубим под корень?

– Тебе решать, – посмеиваясь, ответил он, любуясь ее блестящим взглядом и задорной улыбкой, – но сначала выпьем. Я снова хочу выпить за тебя.

Она, протестуя, вытянула вперед ладонь.

– Да, да, – не давая себя перебить, продолжал Фрэнк. – Я поднимаю этот бокал за женщину, которую люблю… Эми, ты самый светлый человек из всех, кого я встречал.

– Полно, Фрэнк, я не люблю тостов. – Она снова сделала протестующий жест.

– Нет, позволь! Ты из тех людей, что дарят радость, чью улыбку носишь в себе очень долго…

– Ты пьян, Фрэнк. – Он не смотрел ей в лицо и не мог видеть, что та самая улыбка, о которой он говорит, исчезла, а губы Эмили дрогнули. – Прошу тебя…