31 августа 1776 года Урусов и Медокс официально закрепили деловые взаимоотношения. Их договор был заверен полицией и до сих пор хранится в Российском государственном архиве древних актов. Он заключался всего в четырех строчках, подтверждавших право Урусова на десятилетнюю монополию в сфере театральной деятельности — в 1786 году оно должно было перейти Медоксу. В контракте присутствует необычная деталь: последний обязался предоставлять 3100 рублей в год Императорскому воспитательному дому. Однако это не означало, что антрепренер мог выводить сирот на сцену в своих представлениях. По крайней мере, до тех пор, пока не будет выполнен последний пункт соглашения с Урусовым и специальное здание не будет возведено к 1781 году. Театр «для всего народа» построили из камня и окружили рвом для предотвращения пожара. Орнамент предназначался не только для украшения, но и отдавал должное покровителям[56].

* * *

Медокс и Урусов приобрели участок земли на одной из главных улиц в самом центре города. Раньше на ней располагались мастерские, где делали копья и пики, что дало название одной из главных церквей района — церковь Спаса Преображения, что в Копье. Этой улицей была Петровка, параллельная незавершенному подземному тоннелю (построенному только в 1792 году), который направлял воду с севера города в Москву-реку вдоль той дороги, где сейчас находится Неглинная улица. Река вокруг Кремля служила естественной защитой от захватчиков с востока.

До того, как строительство театра было завершено, Медокс и Урусов ставили спектакли в поместье Романа Воронцова на улице Знаменка. Летом англичанин стал организовывать воскресные концерты и фейерверки в городских садах на южных окраинах Москвы. Пропуск в сады, где Медокс спроектировал вход по примеру лондонского Воксхолла[57], стоил 1 или 2 рубля, в зависимости от того, хотел ли посетитель выпить чаю в беседке. Итальянский театральный директор граф Карло Брентано Де Грианти был очарован этим местом, когда посетил его в 1790 году, но с тех пор, как сады заполнились торговцами — сапожниками, шляпниками и изготовителями корсетов, — представители знати решили держаться от них на расстоянии. Описание садов Грианти короче, чем рассказы о пылкости русских графинь, сибирских драгоценных камнях, азартных играх в Английском клубе и костюмированных балах у Екатерины Второй. Однако он нашел место, чтобы упомянуть об огромном «доходе», который «антрепренер М. Медокс» получает от проведения праздников в садах[58].

Театральный менеджер вложил часть этих денег в театр на Знаменке, реконструировав его для премьеры под названием «Мельник — колдун, обманщик и сват»[59]. Комическая опера с частушками собирала полные залы, заинтересовывая даже иностранцев; лучшая песня исполнялась в центральной сцене девичника перед свадьбой одной из героинь. Музыка была написана скрипачом Михаилом Соколовским, принимавшим участие в спектакле Медокса в качестве одолжения его жене и сестре, талантливым музыкальным театральным артисткам. Постановка имела оглушительный успех и продержалась в репертуаре труппы значительно дольше, чем прожил сам театр.

Однако изменения при реконструкции оказались лишь косметическими. Из здания было бы сложно выбраться во время пожара, и владелец жаловался на это в письме генерал-губернатору. Скорее всего, «халатные слуги, жившие в подвале», стали причиной погружения театра в преисподнюю[60]. 19 февраля 1780 года он сгорел дотла во время спектакля по трагедии А. П. Сумарокова «Дмитрий Самозванец», основанной на исторических событиях (периода голода, узурпации и череды ложных наследников престола, известного как Смутное время). Главную роль сыграл 36-летний актер по имени Иван Калиграф, также подрабатывавший репетитором в детском доме.

Артист, переживший бубонную чуму в Москве, погиб после пожара. Он подхватил простуду, пытаясь погасить пламя. Обычное недомогание развилось в пневмонию, а затем и в лихорадку. «Московские ведомости» не сообщили о его смерти и сосредоточили внимание на выживании генерал-губернатора, храбрых слуг, спасших хозяев, и оперативных действиях полиции, направленных на предотвращение распространения пожара на близлежащие дома. Если бы пламя не остановили, то большинство зданий в районе оказалось бы уничтожено, так как все они были деревянными.

Целую статью в «Московских ведомостях» посвятили потере во время пожара шапочки с драгоценными камнями, «на которой была вышивка из одного большого бриллианта, окруженного кольцом более мелких»[61]. Она пропала во время панического бегства из театра, вместе с парой сережек и серебряными застежками[62]. За возвращение этих предметов их владелец, крупный чиновник, сулил внушительное вознаграждение. Однако в газете не было ни слова о смерти одного из лучших актеров того времени.

Урусов потерпел огромные убытки из-за пожара и был вынужден продать свою долю Медоксу за 28 550 рублей. Чиновники предложили передать и права князя на срок, пока каменный театр на Петровке не будет построен. Возведение Большого театра даже не началось, когда здание на Знаменке сгорело. Для завершения проекта англичанину требовалось одолжить огромную сумму в 130 000 рублей, возместить ущерб, нанесенный поместью Воронцова, и продолжать финансово поддерживать Императорский воспитательный дом. Поскольку происшествие лишило его источника дохода, антрепренер был вынужден многократно занимать средства у Опекунского совета, созданного Екатериной Великой для заботы о сиротах и вдовах, деятельность которого включала выдачу кредитов и ипотечное маклерство.

Медокс нашел для проекта архитектора — Кристиана Росберга, но строительство было отложено из-за проблем последнего со здоровьем. В 1778 он страдал от «болезненных припадков», поскольку подвергся воздействию токсичных испарений, и ему пришлось отказаться от поста ревизора по строительству[63]. Росберг потратил четыре года на завершение модели театра. Давление со стороны кредиторов было постоянным. Он обратил их угрозы в свою пользу, обратившись с призывом о помощи в мобилизации дружины строителей к Екатерине Великой. Работа шла быстрыми темпами, и театр построили к концу 1780 года. Англичанин был спасен, по крайней мере, на тот момент. Генерал-губернатор счел себя обязанным поручить полиции, в письме от 31 марта 1780 года, «оказывать Медоксу особое почтение и уважение и защитить его от неприятностей… Стремясь даровать удовольствие публике, он потратил все свои средства на постройку огромного великолепного театра и по-прежнему обременен долгами»[64].

Изображения театра сохранились, хотя на большинстве из них отражены только его экстерьер и соседние строения. В здании был один вход и выход, три каменные лестницы, ведущие к партеру и трем рядам лож; по двум деревянным лестницам можно было подняться на балконы. Позже к театру будет пристроена Ротонда[65] с литыми гирляндами, портретами и зеркалами и деревянный мезонин. Фасад из грубо обработанного гранита располагался на более высоком месте, чем задняя часть сооружения с хранилищем угля. Справа и слева находились деревянные