А ведь, судя по всему, курирует задачу именно он.

Значит, кроется в этом что-то такое, чего я пока не знаю…

— Что происходит? — Наткнувшись на непонимающий взгляд шефа, я не счел нужным отводить глаза. И был вознагражден за это крохотной искоркой неуверенности, впервые на моей памяти промелькнувшей в его ранее непробиваемом взгляде. — Я же вижу, что-то затевается.

— Что у нас может затеваться, кроме бесконечной войны за выживание? — раздраженно буркнул шеф, тем не менее отводя взгляд.

Неожиданно вновь проснулся Хабибуллин.

— Назревает переломный момент, — едва слышно пробормотал он, нетерпеливо ерзая в кресле. — Время меняет течение. Что-то происходит в мире… Возможно, Господь готовит нам еще один День Гнева…

Шеф кисло посмотрел на своего заместителя по научной части, но ничего не сказал. Хабибуллин этого не заметил. Не обращая внимания на нас с шефом, он сосредоточился исключительно на себе и теперь старательно грыз ногти. Резкие перепады настроения этого человека наводили меня на мысль о горбольнице под номером два, где у нас держали психически неуравновешенных.

Я чуть склонил голову и в упор уставился на шефа, всем своим видом показывая, что не уйду отсюда, пока не услышу всех подробностей.

И шеф сдался. Невероятно, но факт. Вместо того, чтобы под ручку выпроводить меня из кабинета и повелеть не задавать лишних вопросов, он ударился в разъяснения:

— Наши ученые засекли некоторое напряжение в вероятностных потоках. Точно такое же, какое, по их расчетам, предшествовало первому прорыву сил и последовавшему за ним Дню Гнева. Разве что только чуть более неопределенное, расплывчатое и смазанное.

— Конец света, стадия вторая? — тут же уточнил я.

— Пока неясно. — Шеф глянул на меня так, что мне почему-то захотелось спрятаться под стол. Да, есть еще сила в старике. Не так уж он и прост, как хочет казаться. — Известно только, что надвигается нечто для нас всех малоприятное. Причем о грядущих неприятностях имеем представление не только мы. Церковники тоже что-то знают. Вот уже месяца три их собор продвигает в жизнь некий план. Но что именно они замышляют, нам пока неизвестно. Нет у нас с ними дружбы. — Дмитрий Анатольевич поморщился. — Различие в целях и методах, Божье слово против меча и все такое… Короче, сам знаешь.

Я понимающе хмыкнул. Похоже, события развивались именно в том ключе, как этого и следовало ожидать. Если конец света нас все же накроет, то исключительно по той простой причине, что человечество даже в дни Апокалипсиса половину своих сил будет тратить на внутреннюю грызню.

— И все-таки, что нас ждет? И при чем тут я? Шеф снова ожег меня взглядом, беззвучно приказывая заткнуться.

— Хотя пока еще все это вилами на воде писано, но мы на всякий случай должны быть готовы к самому худшему. Даже если День Гнева ударит вновь, мы имеем право устоять. Но, самое главное, мы не должны упустить шанс предотвратить катастрофу.

— А что, разве такой шанс есть?

— Да. — Шефу, кажется, надоело метать пламенные взгляды, и на этот раз он угостил меня порцией арктического льда. — Шанс есть. И есть он именно у нас. Явление провозвестника — мессии нового времени — ожидается где-то сравнительно недалеко. Либо в нашей области, либо в соседних: под Екатеринбургом или Курганом. А в свете последних событий я начинаю думать, что произойдет это все же именно у нас.

— А… — Я помотал головой, отрицая саму эту возможность, но вопрос все-таки задал: — Так вы хотите отыскать мессию и, дабы спасти человечество от последствий нового Дня Гнева, сделать ему чики-чики?..

Я подавился словами, так и не договорив. Шеф не мигая смотрел на меня. В комнате воцарилась абсолютная непробиваемая тишина, нарушаемая только безразличным тиканьем висящих на стене антикварных маятниковых часов. Даже неуемный татарин прекратил наконец ерзать в кресле и застыл наподобие нескладного угловатого памятника, поблескивая на меня своими угольно-черными глазками. Из-за двери далекой, едва различимой нотой донеслась почти сразу же оборвавшаяся трель телефонного звонка.

Молчание давило на нервы. Туда-сюда ходил маятник, отмечая исчезающие безвозвратно секунды.

Я неловко покрутил головой, отметая только что прозвучавшую фразу, и вернулся непосредственно к делу.

— Зачем вам нужен говорящий мертвяк? Чтобы выдавить из него информацию о готовящемся прорыве?

— Мертвым ведомо многое, — уклончиво проговорил шеф, глядя куда-то в сторону… Хотя нет, не просто в сторону он смотрел, а на свой меч уставился. И в глазах его горело… нетерпение, что ли?

Я с трудом подавил желание последовать его примеру. Дьявольщина, неужто он специально выставил клинок на всеобщее обозрение, дабы всех нас спровоцировать? Или это только ради меня?

— Так он вам и расскажет. Держите карман шире.

— Есть способы убедить в сотрудничестве даже мертвых, — уклончиво заметил Дмитрий Анатольевич.

После этих слов разговор заглох окончательно. Шеф продолжал рассматривать спрятанный за стеклом меч. Хабибуллин сосредоточенно грыз ногти.

Собственно, говорить больше было не о чем. Дело ясно, что дело темное. Я встал.

— Ладно. Обещаю приложить все силы. Если хотя бы еще один такой мертвяк существует в природе, я его найду.

— И еще одно, Алексей. — Я остановился, уже взявшись за ручку двери. И, будучи не в силах этому противиться, все-таки скосил глаза влево. — Не говори никому ни слова из того, что ты сейчас здесь услышал. — Шеф помолчал секунду, а потом все так же негромко добавил: — И тем более молчи о том, что так и не услышал.

Я кивнул. С усилием оторвал взгляд от спрятанного в шкафчике за стеклом притягательно-недоступного меча. И аккуратно прикрыл за собой дверь. Девушка Маргарита Васильевна за столом диспетчера оторвалась от своего занятия и, подняв голову, послала в мою сторону неуверенную улыбку.

На этот раз у меня не было ни сил, ни желания улыбаться в ответ.

* * *

Что мы имеем?

А имеем мы меч за плечами, город перед глазами и возможный приход мессии в ближайшем будущем. Знать бы еще, какого мессии. Светлого или темного?

Хотя какая разница? Ни тот, ни другой нам, людям, радости не принесет.

Что я могу на этот счет предпринять? И почему именно я? Хотя на последний вопрос ответ как раз найти не так уж и сложно.

Потому что я — лучший. Потому что нет больше среди чистильщиков никого, способного зайти столь далеко и потом вернуться в город живым. Никого, кроме разве что нашего шефа, но он-то уже давно перешел на кабинетную должность. Не знаю, доставляет она ему радость или нет. Я бы на его месте скорее ползком за стену уполз, чем позволил бы похоронить себя заживо в каком-то заваленном бумагами кабинетике. Пусть даже и на пару с секретаршей, у которой ноги начинаются от ушей. Но я не на его месте…