забыли заветы первого директора ХТЗ Свистуна и собрали первый трактор (№ 19); конечно, он рождался не только в цехах АТЗ, но и далеко за его пределами – там, где изготавливались прокат, сталь, резиновые, металлические и другие изделия. Первый трактор-алтаец вышел в намеченные сроки – в канун 25-той годовщины Октябрьской революции. Трактор с деревянной кабиной встал на смену сталинградскому и харьковскому. В самые тяжелые месяцы войны, когда в искалеченных обстрелами цехах Сталинградского тракторного строчили пулеметы, а Харьков был оккупирован фашистами, первый Рубцовский трактор стал символом победы труда над разрушением.

Через некоторое время наша семья переехала из депо в коммунальную квартиру, расположенную на втором этаже двухэтажного кирпичного дома, построенного ещё до войны; в одной комнате жил директор школы Борис Израилевич Чёрный (его завали школьники БИЧ); он жил со своими взрослыми высокого роста сёстрами-двойняшками, имевшими такие большие дефекты своего тела, что стеснялись выходить на улицу днём; наша семья занимала одну комнату и коридор, в котором я спал на ящиках; комната была просто большой спальней, ибо на кроватях размещались мама с Олей, тётя Вера с Зоей, Виктор; папа на строительстве завода занимался монтажом и отладкой прибывающего оборудования прямо под открытым небом, т.к. корпуса цехов только начинали возводить; он редко спал дома, вечером после работы в здании главной конторы завода (довоенный сельхозтехникум) оставался ночевать; дома места всем не хватало, поэтому днём мама отправляла Витю делать домашнее задание в школу, а меня – на улицу проводить время с товарищами, которым также не было места дома. Позже тётя Вера и Зоя после освобождения Киева в ноябре 1943 г. уехали домой на Украину. Помню, что наискосок от нашей квартиры жили Парфёновы, но в то время я с Толей не встречался. Когда напротив через дорогу был построен деревянный двухэтажный дом, наша семья туда перешла жить.

В апреле 1943 г. неимоверными усилиями завод выпустил первые 50 тракторов – это была большая победа! Из Москвы пришла на завод правительственная поздравительная телеграмма.

Люди нуждались в самом насущном, а помочь им было нечем. Но всё же были и свои победы, радости. Когда открыли детский сад и ясли, когда наладили заводское подсобное хозяйство и подали к столу бледным от изнурения рабочим молодой лучок и огурчики. И одна из самых больших радостей за три года – когда узнали об освобождении Харькова 23 августа 1943 г. Алексей Толстой, приехавший туда почти сразу после освобождения города, писал в «Правде» о том, что главная улица напоминает развалины Помпеи. А вот строки, принадлежащие Николаю Тихонову: «Город разрушен. Это кладбище, собрание пустых стен и фантастических руин».

В Рубцовске харьковчане собрались на митинг. У многих на глазах блестели слёзы. Алтайцы, сибиряки разделяли общую радость. Вместе со всеми они обсуждали, как помочь ХТЗ. На восстановление завода рвались все. Но поехать могли самые нужные, чтобы не снизить сложившееся на новой площадке темп производства. В Харьков направлялись ремесленники, токари, инженеры из Горького и Красноярска, эшелоны с материалами, прибывавшие из разных уголков страны. Среди груд щебня и металла работали в основном молодые люди. Растаскивали завалы, восстанавливали цеховые помещения. И так же, как это делалось в эвакуации, устанавливали оборудование, не ожидая окончания стройки, которая должна была растянуться на месяцы, а может, и на годы. Как и в тридцатые, прибыла на Тракторострой выездная редакция «Комсомольской правды». В мае 1944 г. на закопченных стенах, изувеченных взрывами цехов, забелели листки с крупно набранной «шапкой»: «КОМСОМОЛЬСКАЯ ПРАВДА» НА ВОССТАНОВЛЕНИИ ХТЗ»

«Молодой харьковчанин! Сегодня ты участвуешь в воскреснике по восстановлению ХТЗ. Четырнадцать лет назад вот так же вместе со строителями работали молодые харьковчане – школьники, студенты, служащие. Товарищ, ты видишь, что натворили немцы на нашем красавце заводе. Пусть не грусть, не вздохи, а упорный труд будет твоей местью гитлеровцам. Поднимем из развалин родной Тракторный!». Школьники в этом призыве стоят впереди всех – подростки и дети были главной силой на восстановлении, ведь война ещё не окончена. Но мы наступаем! Освобождён Киев, бои гремят уже за Днепром. На берегах харьковских речек работают пленные в тёмно-зелёных мундирах – восстанавливают мосты. До конца войны ХТЗ восстановил выпуск тракторов. Ещё три года ушло на то, чтобы выйти на рубежи предвоенного времени.

Вскоре меня определили в детский сад, который располагался в одном из бараков посёлка; зима 1942-43 г.г. была очень суровая, температура опускалась ниже тридцати градусов, а отопление было слабое, дети болели, в т.ч. и я, схвативший воспаление лёгких. Вообще-то я любил болеть, и этому была причина: ведь в семье всё внимание было приковано к маленькой Оле, и только когда я болел и лежал в постели, мама кормила меня куриным бульоном и вкусной тушёной морковью; мама всегда удивлялась и хвалила меня за то, что мне нравилось принимать лекарства, даже очень горькие; папа, придя с работы, садился на край моей кровати, расспрашивал меня и рассказывал что-нибудь интересное; тётя Вера читали мне сказки; ко мне приходил врач: чрезвычайно живописный пожилой мужчина очень высокого роста, с массивной головой, окаймлённой совсем чёрными густыми кудрями; лицо его, с правильным строгим профилем, с седыми взъерошенными бровями и с глубокой продольной складкой, пересекающей снизу доверху весь его широкий лоб; он сначала показаться мне суровым, почти жестоким на вид, но когда он заговорил, лицо его осветилось такими добрыми, простодушными глазами, какие бывают только у малых детей.

Лёжа в постели, я подробно рассматривал свою самую любимую в раннем детстве книгу Бориса Жидкова «Что я видел», её называли «Почемучка»; она была большого формата с замечательными иллюстрациями и рассказами, обращёнными к детям младшего возраста – настоящая детская энциклопедия, которую родители сумели привезти её из Харькова; листая её, я погружался в мир простых вещей, окружающих нас: там были железные дороги с паровозами и старыми светофорами, управляемыми тросом, пожарные машины с высокими лестницами, самолёты и лётчики – всё это развивало любопытство, вызывало множество вопросов к маме и старшему брату, когда они читали мне книжку по вечерам; прежде, чем я через десять лет увидел настоящий трамвай в Барнауле, то уже познакомился с его изображением в книжке – таким ярким, точным, выпуклым и неподвижным; многие рассказы я знал наизусть, и даже трудно передать, сколько я обязан этой книге; я и теперь храню благодарное воспоминание и об этом удивительном детском пособии. В 2015 г. я решил купить эту книгу внукам, но в магазинах Москвы, даже самых крупных, она была в «усечённом» варианте: малого формата, совсем небольшие рисунки