– Пятьдесят четыре, – произнесла вдруг Лиля.

– Что – «пятьдесят четыре»? – не понял Саша.

– Я досчитала про себя уже до пятидесяти четырех, а ты меня до сих пор еще не поцеловал.

Санек неуклюжим движением потянулся к ней, но пальцы его, намертво стиснувшие подоконник, так и не разжались. Он был словно прикован к своему месту.

– Пятьдесят шесть… Смотри, дальше еще хуже будет.

Санек хотел что-то ответить, но из горла вырвалось какое-то бульканье.

– Э-эх. – Лиля глубоко вздохнула. Сочувственно? Или издевательски? – Ну хорошо. Замри.

Это ему сделать было проще всего!..

Она придвинулась еще ближе.

– Замри, не шевелись. Точно не пошевелишься?

Санек только мотнул головой.

И вот летящим взмахом она закинула ему руки на плечи – они казались гибкими, как тонкие ветки. Поднялась на цыпочки. Придвинулась вплотную, так что он почувствовал сквозь одежду ее крепкую грудь и где-то далеко внизу – вздрагивающие твердые колени.

И поцеловала его в висок. Прошептала в самое ухо:

– Не шевелись!

Санек чувствовал, как внутри у него все тает и оплывает, как свечка.

Лиля быстрым движением коснулась губ. И вдруг – совершенно не вовремя – заговорила.

– Уй-ю-ю-ю-юй! – пропищала она тоненьким девчоночьим голоском. – Уй-ю-юй, как мне это нравится! Санек, ты такой большой, ты такой чудесный!.. Я давно хотела тебя поцеловать! Знаешь, когда захотела?

Санек только разомкнул и снова сомкнул губы со шлепающим звуком.

– Летом!

Он почувствовал, как она гладит его волосы.

– Да, летом, а ты и не знал! Мы играли с ребятами в бутылочку. И, знаешь, заигрались, наверное. Они стали хаметь, лезть к нам по-серьезному. А сами – такие противные, все из себя гадкие, приставучие… Санек, ты даже не представляешь! Я едва не заплакала! И тогда вдруг подумала: вот был бы здесь Сашка Сазонов, как бы я хотела его обнять изо всех сил и поцеловать!.. Это случилось, как сейчас помню, вечером четвертого августа. Скажи, ты тогда ничего не почувствовал?

– Не-а. – Санек отрицательно покрутил головой, но Лиля схватила его волосы в горсть и больно дернула. И снова на ухо:

– Не шевелись и не говори ничего.

Санек послушно замер, как деревянная кукла.

– Молодец. Так и стой. А я тебя сейчас поцелую. Пять раз. Это мне подарок будет ко дню рождения.

Руки Лили соскользнули с его плеч, вниз по Саниным рукам. Ее ладошки накрыли его пальцы, намертво вросшие в край подоконника. Теперь она была еще ближе. Санек чувствовал все ее длинное горячее тело. Она поцеловала его в нос.

– Раз.

Поцеловала в щеку.

– Два.

Проскользив губами по лицу, поцеловала в другую щеку.

– Три.

Губы ее сползли вниз. Лиля поцеловала его в шею и выговорила, казалось, издалека, откуда-то снизу:

– Четыре.

И вдруг влажные мягкие губы ее легли наискосок на крепко сжатые, одеревеневшие губы Санька. Тесно приникли, раздвинулись. Высунулся остренький кончик языка, ткнулся меж его губами, словно обжигающий язычок пламени. Прежде чем Санек сообразил раздвинуть губы, она уже оторвалась от него.

– Пять. Отомри.

Только теперь он оторвал наконец руки от подоконника. Обхватил Лилю и сжал в объятиях так, что сам испугался – как бы у нее кости не захрустели. Но она вытерпела молча.

А у него больше уже не было сил терпеть. Его руки жадно заскользили по ее телу, по шелку костюма, потянулись к пуговицам. И Лиля, казалось, была не против, она совсем не сопротивлялась, когда он стал торопливо и неловко расстегивать ее жакет…

Но тут под потолком вспыхнул ослепительный белый свет, и в кухне появилась Лилина мама.

– Ой, извините… – пролепетала она. – А я хотела чайку согреть.

Сашка пулей вылетел из кухни, на автопилоте добрался до ванной, которая, на его счастье, оказалась свободна, открутил до предела холодный кран и сунул голову под мощную струю.

* * *

– Ну и дура же ты, Лиля! – говорила Полина. – Вот уж дура так дура! Просто непонятно даже, как я с тобой дружу, с такой круглой дурой! Разве можно так с парнями? А если бы он решил, что ты на все… ну на это… согласна?

– Ну нет, он не такой! – возражала Лиля.

– Много ты понимаешь!..

Был, наверное, уже второй час ночи. Лиля позвонила Козе и со всеми подробностями рассказала ей, как они с Сашкой целовались на кухне. Подружки часто созванивались перед сном и трепались порой часами, к большому неудовольствию родителей, которые были солидарны во мнении, что спать нужно ложиться вовремя. Вот и теперь они подробно обсудили всех гостей и гостий, особенно – гостий: кто в чем был одет, у кого какие туфли, много ли косметики наложила каждая из них и к лицу ли ей такая помада и тени на веках. И где, интересно, ребята умудрились распить бутылку чего-то крепкого, и почему они все (кроме Сашки, конечно!) к концу вечера на ногах уже едва держались.

И, когда все косточки были перемыты, Полина снова вернулась к теме кухонных поцелуев и сказала со вздохом:

– Теперь он от тебя точно никогда в жизни не отлипнет…

– Угу.

– Что-что?

– Я говорю: и пусть не отлипает! Я же только этого и хочу, – вздохнула Лиля.

– Ты сама не знаешь, чего ты хочешь.

– Почему не знаю? Все я знаю.

– И чего же? – в голосе Полины зазвучала неприкрытая ирония.

– Ну… Хочу встречаться с ним, быть вместе. Гулять, целоваться…

– Со всеми вытекающими!..

Лиля фыркнула. Потом задумалась.

– Нет, к сексу я еще не готова, – заключила она наконец.

– А раз не готова, то и нечего парня провоцировать, – голосом строгой дуэньи сказала Полина. – Чем больше ты будешь ему позволять, тем быстрее он тебя бросит.

– Ну да, наверное, так… А чего делать-то? Знаешь, я вот даже не представляю, как в понедельник в школу приду, как в глаза ему посмотрю…

– А тут и представлять нечего. Веди себя так, будто ничего не случилось. И даже более того – будто ты к нему совершенно равнодушна.

– А… А это его не отпугнет?

– Да наоборот! Еще сильнее к тебе привяжет. Как моя сестра говорит, это лучшая политика. Называется «пойди сюда – пошел отсюда». Действует на убой. Поняла?

– Угу, – проговорила Лиля после паузы.

Выходные пролетели, словно миг, и вот уже противный писк мобильного побуждал покинуть постель и идти на ненавистную работу. И проблема была вовсе не в том, чтобы заставить себя встать еще до рассвета – Марату не привыкать к дисциплине, – нет, проблема в другом. Вспомнив об этом, Марат заскрипел зубами.