Перед тем как приступить к трапезе, монах прочел «Отче наш» и перекрестился. Ребята последовали его примеру. Самой усердной была маленькая Эка, которая молилась вместе с отцом, потом, довольная, посмотрела на него, радуясь похвале. Во время трапезы она вела себя как взрослая хозяйка и так ухаживала за гостями, что ребята несколько раз даже улыбнулись. Отец был счастлив и очень доволен своей маленькой хозяйкой, время от времени он хвалил ее, а она с огромной любовью поцеловала дорогого отца, который был так важен для этих ребят, что это сразу бросалось в глаза.

Тишину во время трапезы нарушил Дато. Он произнес вслух то, о чем, похоже, думали и остальные:

– Как рано здесь выпал снег, а в Тбилиси все еще теплая осень.

– Такая у нас страна, – ответил отец Тевдоре, – маленькая, но удивительная. Здесь уже лежит снег, а на море, наверное, еще купаются. Господь дал этой маленькой стране все, но люди здесь утратили чувство благодати, даже самого Господа забыли.

– Почему? – неожиданно прервал его Сосо. – Несмотря на то что им запрещают ходить в церковь, люди в этой стране все же помнят Бога. И если у этой страны плохое правительство, это не вина народа.

– Правительство тоже состоит из людей. – Теперь уже монах прервал Сосо. – Правительство – часть того же народа, который вы сейчас хвалите.

– Я никого не хвалю, просто защищаю тех, у которых нет права выбора, и, следовательно, они не в ответе за тех, кто в правительстве. Народ лишили этого права, и нельзя с него требовать ответа за то, что творится в нашей стране. – Теперь Сосо говорил уже не так спокойно.

Он посмотрел на ребят. Они были гораздо спокойнее – они знали, что Сосо любит спор, но не ссоры: он никогда не обижал противника и всегда старался обосновать свою позицию.

– Вы полагаете, что если у этой страны будет избранная народом власть, а не назначенное Кремлем правительство, как сейчас, она будет менее атеистичной и не такой плохой? – очень спокойно спросил у Сосо отец Тевдоре и наполнил вином его пустой стакан.

Спокойствие монаха оказалось заразительным, неожиданно Сосо тоже успокоился, улыбнулся и с улыбкой же произнес:

– Будет или плохим или хорошим, но если правительство выберет сам народ, то он за него и отвечает, а не какой-нибудь мертвый или живой вождь. А может случиться и наоборот – это избранное правительство станет преследовать не верующих, как сейчас, а атеистов.

– Даже представить не могу такую Грузию, – вмешался Дато.

– Это вовсе не сложно, и те люди, которые сейчас ходят на парады, всей массой двинутся в церковь и креститься будут повсюду, где только ни увидят церковь…

– И что в этом плохого? – спросил у Сосо Паата, очень удивившись.

– Напоказ и неискренне плохо ходить и на парады, и в церковь.

– Наверное, в церковь все же лучше, – заметил брат Пааты и посмотрел на отца Тевдоре.

Монах ответил всем сразу, но объяснял он, чем же лучше ходить в церковь, чем быть атеистом, в основном для Сосо:

– Если человек, идет в церковь, пусть даже напоказ, это все же лучше. Там, в церкви, у него будет больше времени подумать о Боге и Истине, подумать о Любви, которой так всем не хватает.

– Коллективные раздумья всегда заканчиваются ненавистью, а не любовью, – вновь прервал монаха Сосо, но отец Тевдоре не рассердился и так же спокойно продолжил:

– Коллективное мышление всегда порождает режимы, а не свободу, и это верно, но свой путь к свободе ты можешь начать в церкви.

– А потом идти в одиночестве, как вы? – опять прервал монаха Сосо, и отец Тевдоре ответил гостю только через несколько секунд.

– Я предпочитаю искать свою свободу здесь, вдали от города. Здесь меньше шума и много времени для мыслей о Боге.

– И сколько времени вы собираетесь здесь пробыть? – Дато всех опередил и спросил отца Тевдоре о том, что больше всего интересовало и его друзей.

– Через год мне исполнится тридцать три, и я хотел бы быть здесь, если до тех пор мне не запретят.

– Кто?

– Приходили уже, три дня назад, но пока ничего не запретили, посмотрели книги и ушли.

– А когда запретят?

– Когда решат, что даже само мое пребывание здесь для них опасно.

– Чем?

– У страха глаза велики, а неверующий человек очень труслив.

Монах улыбнулся и указал ребятам на то, как рядом с отцом, прямо на столе, спит маленькая Эка.

– Устала, – сказал Паата и поднял Эку на руки.

– Думаю, вас я тоже утомил, – сказал отец Тевдоре и встал.

Остальные тоже поднялись, поблагодарили.

– Завтра вы должны увезти Эку. Начинаются занятия в школе, я приеду в конце недели и увижусь с вами в Тбилиси, – говорил отец Тевдоре уже вышедшему во двор монастыря Дато.

– Мы принесли продуктов на неделю, – ответил Дато и посмотрел на усыпанное звездами небо.

– Мне хватит, без проблем, главное, что вы принесли мед.

– Вы любите мед? – спросил у монаха Сосо.

– Сюда приходит олень, я его прикармливаю.

– Как? – искренне удивился Дато, и отец Тевдоре с улыбкой ответил.

– С руки.

– А я думал, что олени любят соль и кислое, а не сладкое, – сказал Сосо.

– Я тоже так думал. Может, остальные и любят соль, но вот этот олень любит мед – я наливаю на ладонь, а он слизывает.

– Какая ясная ночь, – выйдя во двор, сказал Паата и посмотрел на небо.

– Наверное, вот такое звездное небо Кант увидел, потому и удивился.

– Хочу у вас что-то спросить, – неожиданно сказал монаху Сосо.

– Пожалуйста, – ответил отец Тевдоре, – но не надо на «вы».

– Хорошо, – согласился Сосо. – А если тебе запретят здесь находиться, куда ты пойдешь?

– Пойду в другой монастырь.

– А если в другой не пустят?

– Тогда – в другую страну, и там найду свою частицу покоя, – с улыбкой ответил отец Тевдоре.

Сосо, тоже улыбаясь, переспросил:

– А если не выпустят в другую страну?

– Сбегу, – ответил монах, уже смеясь, а потом оглядел остальных. – А теперь, с вашего разрешения, я сбегу спать, утром рано вставать, да и Эка там одна, если проснется – испугается.

– Мне кажется, Эка никогда ничего не испугается, – со смехом возразил Дато и вместе с остальными попрощался с отцом Тевдоре.

Оставшись в монастырском дворе одни, ребята долго молчали и тихо курили. Потом Кахабер нарушил молчание, спросив Сосо:

– Ну что скажешь?

– О чем?

– Он согласится?

– Не знаю, не думаю. Пока ему ничего говорить не будем, – ответил Сосо и быстро сменил тему: – Что говорил Кант, что его удивляло?