— Почему этот Кнуц вообще счел нужным ввести тебя в курс дела? — резко спросил он.

— Он знает, сколько лет я ловлю этого мерзавца и его сожительницу, — ответил Хедли. — Мы с ним вместе работали в Теннесси в конце восьмидесятых, когда я расследовал одно из преступлений этой кошмарной парочки. Тогда-то я и сказал ему, что у меня с этими типами личные счеты. И вот теперь Кнуц сообщил мне последние новости… Впрочем, ему уже известно о моей отставке, так что с его стороны это скорее любезность по отношению к другу и без двух недель бывшему коллеге… Именно поэтому, кстати, Кнуц постарался не сообщить мне ничего лишнего — никаких подробностей. Он, впрочем, намекнул, что очень тщательно исследовал прошлое этого Вессона, пытаясь найти хоть что-то, что связывало бы его с Карлом и Флорой.

— Ну и как? — Доусон вопросительно приподнял бровь. — Твой старый приятель что-нибудь нащупал?

— Ничего. Ровным счетом ничего. — Хедли покачал головой. — Копия свидетельства о рождении, которую Джереми представил, когда завербовался на военную службу, была выдана в Огайо. Судя по этой бумажке, он появился на свет в семье мистера и миссис Вессон, которые растили и воспитывали своего единственного ребенка вплоть до совершеннолетия. Школу он закончил в своем родном городке в Огайо, затем прослушал курс в Техасском технологическом и, наконец, завербовался в морскую пехоту. Обычная история. Ничего примечательного, если не считать бурного романа с женой Уилларда Стронга.

— То есть он никогда не проявлял никаких склонностей к экстремизму или терроризму? — удивился Доусон.

— Никаких, насколько нам известно.

— А что говорит по этому поводу Кнуц?

— Он посоветовал мне оставить все как есть. Так сказать, не ворошить старые угли. У ФБР сейчас и без того хватает забот… ну а если честно, то судьба Карла и Флоры уже давно никого не волнует. Считается, что они, по всей вероятности, умерли. Последнее преступление, которое по некоторым косвенным признакам было совершено шайкой Уингерта, произошло аж в девяносто шестом… Я имею в виду ограбление военных складов в Нью-Мексико.

— Да-а, семнадцать лет назад… — протянул Доусон. — За это время многое могло случиться.

— Но это вовсе не означает, что оба действительно умерли.

— Но, насколько я понял, никакие улики и никакие указания на то, что они живы и продолжают совершать преступления, не попадались тебе уже почти два десятка лет. А раз так, не логичнее было бы предположить, что Карл и Флора скончались?

— К черту предположения! Я должен знать! Понимаешь? Знать наверняка! Только тогда я смогу вздохнуть спокойно.

— Допустим, они состарились и отошли от дел. Какая тебе, в конце концов, разница, живы они или умерли?

— Большая! — отрезал Хедли, бросая на своего воспитанника мрачный взгляд.

— О’кей, я понимаю. — Доусон кивнул. — Но этот капитан-ветеран, который, вероятно, был их сыном…

— Никаких «вероятно», — перебил Хедли. — Я знаю, что был.

— Откуда ты можешь это знать?

— Анализ ДНК не врет.

— Но вдруг эксперты ошиблись?..

— Теоретически такое возможно, но практически… — Хедли покачал головой. — Нет, я уверен, что все так и есть.

— Ладно, пусть это их сын…

— Разве тебе не интересно, где он жил после Голденбранча? Что с ним произошло и как он оказался в Огайо?

— Абсолютно неинтересно.

— Почему-то я тебе не верю.

— А напрасно. Какой смысл рыться в его биографии, если, как ты говоришь, мистер Стронг прикончил этого героического морпеха после того, как застукал его со своей женой?

— А мне кажется, что ты не прочь разобраться в этой истории.

— Вот и нет.

— Тогда сделай это для меня.

— Но ведь он же мертв! — воскликнул Доусон. — Мертв, понимаешь?! На этом ниточка обрывается. Так называемая история закончилась.

— Если ты раскопаешь все подробности его жизни, статья может стать самой сенсационной в твоей карьере.

— Как история Карла и Флоры — в твоей?!

Внезапно оба осознали, что почти кричат. Хедли даже бросил настороженный взгляд в сторону двери, опасаясь, что Ева захочет выяснить из-за чего сыр-бор. Доусон подумал о том же, поскольку добавил потише:

— Почему бы тебе самому не отправиться в Саванну? Там ты и узнаешь все подробности, которые так тебя волнуют.

— Потому что, если это сделаю я, Ева со мной разведется, — проворчал Хедли. — Кроме того, я фактически уже бывший фэбээровец. И если появлюсь в суде, то… Буду выглядеть просто жалко, понимаешь? Как полоумный старик, который свихнулся на своей работе и не понимает, что его время давно вышло.

Доусон пригладил рукой волосы и прерывисто вздохнул. Он искренне и глубоко любил крестного и прекрасно знал, насколько важна для него эта история. Хедли хотел поставить в этом деле точку — только так он мог успокоить свои совесть и профессиональное самолюбие, которое, конечно же, было сильно уязвлено тем, что Карл и Флора столько времени оставались неуловимыми, несмотря на все предпринятые им усилия. И все же Хедли просит слишком многого. Командировка в Афганистан далась Доусону слишком тяжело, ввергла его в глубокую депрессию, которая никак не проходила. Даже в лучшие дни, которые теперь выдавались не слишком часто, он чувствовал себя подавленным и разочарованным. Все его журналистские инстинкты погасли, работа не вызывала ничего, кроме отвращения. Меньше всего сейчас ему хотелось ковыряться в истории, которая вызывала у него серьезные сомнения, несмотря на все уверения Хедли. По большому счету, Доусону было совершенно наплевать, являлся ли покойный Джереми Вессон сыном Карла и Флоры или нет.

— Извини, — сказал он негромко. — Но даже если бы Хэрриет не послала меня в Айдахо с идиотским заданием, я бы все равно не поехал в Саванну. Твой друг Кнуц прав: ворошить прошлое чаще всего бессмысленно.

Хедли бросил на него испытующий взгляд. Но, убедившись, что Доусон не собирается менять своего решения, ничего не сказал, лишь тяжело вздохнул. Его плечи слегка поникли. Плеснув себе еще немного бурбона, он выпил его одним глотком и сменил тему разговора. Чуть позже Ева, заглянув в комнату, пригласила Доусона остаться на ужин, но он отказался, сославшись на необходимость собирать вещи для поездки в Айдахо — к слепым воздухоплавателям. После этого, стараясь как можно реже встречаться взглядом с Евой и Хедли, Доусон поспешил откланяться.

К тому моменту, когда он вернулся в машину, его лицо было обильно покрыто испариной, и жаркая погода была повинна в этом лишь отчасти. Чувствуя, что не в силах совладать с нервами, Доусон на первом же светофоре, где ему пришлось остановиться на красный сигнал, принял еще одну таблетку из заветного флакончика. Пробки на шоссе, ведущем из округа Колумбия в Виргинию, тоже не добавили ему спокойствия и не улучшили настроения. Когда Доусон добрался наконец до своей квартиры в Александрии, он был до крайности раздражен и зол.