– До скорой встречи! – с традиционным зоновским радушием пожелал на прощание прапорщик.

Вместо того чтобы возмутиться, Клим промолчал. Пять лет, проведенные на зоне, научили его не суетиться попусту. Пусть себе говорит, служба у него такая. Он же, Байков, цену себе знает. Весь срок проходил в авторитетных «мужиках», от работы не отлынивал, на чужом горбу в рай въехать не пытался. С «козлами» да «петухами» не якшался. В актив не лез. Начальству не стучал. Ни одного косяка за ним не числилось. Не сказав ни слова, Клим шагнул за ворота. И хоть над ним висело то же самое небо, что и над зоной, бывшему зэку показалось, что синева его стала ярче, а солнце начало пригревать сильнее. За спиной остались забор, вышки с охраной, оборачиваться не хотелось. Все это должно было теперь навсегда исчезнуть из его жизни. Впереди ожидали счастливые годы с любимой женщиной.

Пахло травой и полевыми цветами. Где-то далеко заливался жаворонок. Клим достал из кармана ложку и, по старому зэковскому обычаю, бросил ее через левое плечо, чтобы никогда сюда больше не вернуться. Закинул на плечо сумку и зашагал по дороге к видневшемуся вдалеке городку. Тут шоссе делало поворот, огибая высокую зоновскую ограду. Свернув, Клим «притормозил». На обочине стоял, сияя черным лаком и никелем, длинный старомодный «Кадиллак», лет так около двадцати от роду. Тем не менее машина смотрелась как новая, словно только что сошла с картинки. Из-за приоткрытой дверцы негромко звучал русский шансон. Немного полюбовавшись автомобилем, Клим прогулочным шагом миновал «Кадиллак». Сзади раздался требовательный звук клаксона. Байков обернулся. Из-за руля выбрался улыбающийся Комар.

– Что ж ты мимо проходишь? – спросил он, глаза Валика лучились радостью.

– Вот уж не думал, что ты за рулем. Час, как на свободе, – а уже такую точилу угнал.

– Зачем сразу угнал? – пожал плечами Валик. – «Кадиллак» мой. Незадолго до посадки купил. Братва его сюда подогнала. Десять лет назад крутая машина была, ну а теперь – почетный ветеран американского автопрома.

– Зачетный, я бы сказал. Она и теперь – неплохо смотрится, – похвалил Клим. – На таких в голливудских фильмах гангстеры разъезжают.

– А чего ему не смотреться. В гараже стоял. Пацаны его подремонтировали, покрасили. Салон кожаный, компьютер бортовой стоит, коробка-автомат. А мотор у тачки такой, что она протекторами асфальт рвет. Едешь за сотню, а впечатление, будто на месте стоит.

– Рад за тебя.

– А тебя чего – никто не встречает?

– Я своей Маришке запретил приезжать. У нее в музыкальной школе экзамены, – соврал Клим. – Чего ей лишний раз мотаться. Намаялась уже за пять лет.

– И что, согласилась? Есть повод призадуматься.

– Конечно, приехала бы. Но я ее обманул, сказал, что на день позже меня выпускают.

– Понимаю, проверить решил. Не страшно? Представь, тут ты такой приезжаешь, здравствуй, жена дорогая, а у нее в постели другой мужик, а?

– Я ей верю.

– Баб никогда до конца понять невозможно, – хмыкнул Комар. – Не знаешь, что у них на душе. Я потому с ними подолгу не задерживаюсь. Сегодня одна «сеструха», а завтра – уже другая. Спокойнее так. Я же на зону из-за бабы загремел.

– Что так?

– Давай не будем сейчас о бабах, чего печаль разводить? Воля-то, она – вот, – Комар развел руки, словно собирался обнять и небо, и весь пейзаж. Братва ж не только машину мне подогнала, но и лавешек на первое время. Живем, братан. Я, кстати, тебе должен остался. Выручил ты меня сильно. Ты куда сейчас?

– На вокзал, поезд в десять вечера отходит.

– Так не пойдет. Садись, поехали.

– До вокзала подбросишь? Мне еще билет взять надо.

– Почему это «до вокзала»? Ты что, не понял? Я тебя до самого твоего дома довезу, у подъезда высажу и с рук на руки жене передам.

– Зачем? Тебя же тоже дома ждут.

– Вот этого я не знаю. Осмотреться со стороны надо. Много воды утекло, а жизнь на месте не стоит. Мутные какие-то вести у меня с родины. Садись и не спорь. Если поездом поедешь – скоро не доберешься. Сперва до областного центра, а там – на московский, потом еще в электричке трястись. Садись.

Клим поддался-таки уговорам – знал, что Комар не отвяжется. Пойдешь пешком, так он рядом станет ехать. Салон «Кадиллака» пах средством по уходу за кожей, темно-коричневые сиденья сияли и приятно поскрипывали.

– Устраивайся поудобнее, – предложил Комар, указывая на панель. – Все электроприводом регулируется. Хочешь спинку опусти, хочешь сиденье отодвинь. Кондиционер включить?

– Не надо.

– Тоже правильно. Лучше свежим воздухом природы подышать, – Комар щелкнул клавишей.

С еле слышным гудением над головами пассажиров отъехал потолочный люк, в салоне стало светлее и как-то просторней. Комар плавно тронул машину с места.

– Полный комфорт. Это тебе не зоновская шконка. Чем думаешь на воле заняться?

– Еще не знаю, – глядя перед собой, произнес Клим. – Маришка вроде мне работу подыскала на мебельной фабрике.

– На мебельной фабрике, – пафосно произнес Комар. – Теперь только лохи на такую работу идут. Я для тебя что-нибудь получше придумаю, не такое пыльное. Ты же мужик с головой и руками.

– Не надо. Я хочу тихой и спокойной жизни. Забыть все хочу. Не был виноват, но свое отсидел. Второй раз не хочу. Годы-то щелкают.

– Не торопись, подумай. Новая жизнь у тебя начинается.

Клим взглянул на панель. На ней светился старый черно-белый мониторчик бортового компьютера.

– Как ты в нем разбираешься? – удивился Байков. – Все у тебя здесь в милях да галлонах высвечивается.

– Машина-то американская. Дело привычки.

И Комар стал вновь нахваливать возможности старого «Кадиллака». Говорил он о своей машине с нежностью, словно рассказывал о любимой женщине.

– Ты так не гони, – посоветовал Клим. – Менты еще остановят. Надо оно тебе?

– Ну остановят, ну, штраф выпишут. Так у меня бабок полный бардачок, – засмеялся Комар. – Нет у них теперь прав меня в ШИЗО бросить. – Несмотря на браваду, Валик все-таки сбросил скорость.

Солнце понемногу клонилось к западу. Мимо проносились поля, лесопосадки. В люк врывался напоенный запахами природы ветер. Клим прикрыл глаза и стал вспоминать Маришку такой, какой ее запомнил на последней свиданке. На губах поневоле появилась мечтательная улыбка.

– Маришка, – беззвучно произнес он одними губами.

– О своей думаешь? – донесся до Клима голос Валика.

– Просто так мечтаю, – соврал Байков.

У него появилось такое чувство, словно Комар контролирует его мыслями и тоже видит его жену на кровати в чем мать родила. Он попытался представить себе Марину, уже укутанную простыней, но ничего не получалось. Любимая и долгожданная женщина в его мечтах продолжала лежать абсолютно голая и не спешила прикрываться рукой. Клим открыл глаза.