Что ж, тогда будем подключать к поиску военкоматы и территориальные отделы милиции, естественно, полностью не раскрывая причин интереса государственной безопасности к проверяемым. Тяжелая предстоит работа, напряженная, но сделать ее необходимо в самые сжатые сроки.

Одновременно подготовим и пошлем запросы за линию фронта — пусть сообщат все имеющиеся данные на тех германских агентов, которые готовились к заброске в наш глубокий тыл. Еще раз проработаем самым внимательным образом материалы по уже выявленным и задержанным немецким разведчикам. Не может такого быть, чтобы где-нибудь да не нашлось хотя бы маленькой зацепочки, потянув за которую можно вытащить на свет всю вражескую цепочку.

Радиостанция в Барановичах передавала музыку из фильма «Голубой ангел». Красивого тембра голос пел «Лили Марлен»:

И когда твой милый голос призовет,

То даже из могилы поднимет, приведет,

И тень моя тогда опять,

Как прежде, сможет рядом встать

С тобой, Лили Maрлен!

Клюге хрипловато мурлыкал себе под нос, подпевая динамику, но заметив, как недовольно покосился на него оберфюрер, замолк. Сидевший рядом Эрнест Канихен только чуть усмехнулся и закрыл лицо иллюстрированным журналом с полуобнаженной красоткой на глянцевой обложке.

Ровно гудели моторы транспортного юнкерса. Внизу, черточками на снегу, виднелись деревья густых лесов, нитками вились между ними узкие дороги, выводившие к заваленным снегом селениям.

«Беларутения», — вспомнив новое название Белоруссии, желчно усмехнулся смотревший в иллюминатор Бергер. Ему было интересно: удастся или нет хотя бы заметить следы партизан на снегу, следы тех самых лесных бандитов, о которых он так много читал в донесениях, приходящих в РСХА — главное управление имперской безопасности.

Самих партизан он увидеть даже не надеялся, они наверняка хорошо замаскировались и прячутся при звуке самолетных моторов, а вот если удастся разглядеть следы, можно с полным основанием говорить об этом на совещаниях, утверждая, что в борьбе с лесными бандами авиация используется недостаточно эффективно.

Не зря он решил не связываться с поездами — они теперь тащатся жутко медленно, а нетерпение Этнера и рейхсфюрера Гиммлера слишком велико. Да и безопасней самолетом — Ганденмюллер, статс-секретарь министерства транспорта, хотя и любимец фюрера, но все же получил от него приличную взбучку за беспорядки на железных дорогах и отсутствие на них должной безопасности движения. Бедный статс-секретарь, ему совершенно нечем оправдать то, что поезда теперь частенько идут от Варшавы до Минска по четверо суток.

Вглядываясь в снежный покров далеко внизу, Бергер решил по примеру англичан применить в борьбе с партизанами воздушное фотографирование лесов с различных точек. Нет, англичане не боролись ни с какими лесными бандами, но хитроумный толстый сэр Черчилль еще в прошлом, сорок втором году, приказал сосредоточить все наземное фотографирование в разведывательных целях в руках военно-морской разведки. Правильно, правь, Британия, морями. Но глупо не использовать уже удачно найденное и применяемое противником.

И вообще, Лондон, наверное, сейчас напоминает большой великосветский раут: все высокопоставленные беглецы из множества стран собрались там — король Хокон, королева Нидерландов Вильгельмина, король Греции Георг, король Югославии Петр, герцогиня Люксембургская Шарлотта, глава правительства свободной Франции Де Голль, бывший президент Чехословакии Бенеш, бывший президент Польши Рачкевич. Конечно, в большинстве это политические трупы, но как заманчиво сделать из них трупы физически, а немецкие бомбы, как назло, еще никого из «бывших» не нашли…

Летчики выключили музыку, моторы загудели сильнее, самолет начал разворот, заходя на посадку. Бергер впился взглядом в иллюминатор, стараясь разглядеть посадочную полосу. Сзади завозились Клюге и Канихен, которых он, как личную охрану, повсюду таскал за собой.

Внизу мелькнули домики, казавшиеся маленькими и приземистыми, несколько автомобилей, широкое поле с темневшими на его краю перелеском — убогая картина, совершенно не радующая глаз.

Самолет слегка тряхнуло — колеса шасси коснулись посадочной полосы. В салон вышел один из пилотов, готовясь открыть люк и спустить трап.

— С благополучным прибытием, господин оберфюрер, — улыбнулся он, проходя мимо Бергера. Тот в ответ только сухо кивнул, застегивая длинное кожаное пальто с пушистым меховым воротником.

Открылся люк. Ступив на узкую ступеньку трапа, Бергер почувствовал, как в лицо ударил порыв ледяного ветра; сразу стянуло кожу, губы сделались немыми и непослушными. От автомашины, стоявшей почти под крылом самолета, придерживая фуражку, навстречу ему торопился фон Бютцов.

— Как долетели? — уважительно пожимая руку оберфюрера, спросил он.

— Нормально, — отворачиваясь от ветра, буркнул Бергер. — Со мной Клюге и Канихен, пусть едут во второй машине. На дорогах спокойно?

— Да, — распахивая дверцу автомобиля, заверил встречавший. — Основные банды партизан действуют в стороне от нас.

Усевшись на заднее сиденье, Бергер потер ладонями уши — холодно, черт побери! Рядом устроился Бютцов, и машина тронулась, выезжая на шоссе.

В присутствии водителя не разговаривали. Бергер смотрел в окно, на мелькавшие по сторонам дороги заснеженные поля и перелески. Пожалуй, если бы не этот мороз, можно было подумать, что ты опять в Польше, где уже приходилось бывать. И вообще, где ему только не приходилось бывать, даже в России, еще до войны.

Свою карьеру Отто Бергер начинал в газете, работая простым репортером. Как же давно это было, как давно, задолго до первой Мировой войны… Денег в семье катастрофически не хватало, и Отто, тогда учившийся в университете, вынужден был искать приработок. У него оказалось острое, бойкое перо и хороший нюх газетчика, писал он легко, безошибочно улавливая настроения обывателя, и редакторы всегда оставались им довольны. Так и дотянул до диплома, а получив его, уехал в Южную Америку искать богатства.

Не нашел и вернулся обратно в Германию, как раз перед войной. Потом пришлось понюхать пороха, отваляться в госпитале с ранением в руку — и сейчас, бывает, ноет к перемене погоды старая рана, — пережить ужас революции восемнадцатого года. Похоронить родителей и остаться практически без средств к существованию. Кому был нужен в разоренной стране его университетский диплом?

Шатаясь без дела по улицам, Отто пристрастился к посещению собраний и митингов — любопытно слушать замысловатые бредни, якобы способные спасти страну, вырвать ее из хаоса и повести к прекрасному будущему. Вскоре он научился хорошо ориентироваться в программах и платформах различных политических группировок, но это не заменяло куска хлеба и тарелки супа. Вспомнив о своих прежних репортерских удачах, Отто накропал статейку о политике, в которой яро ратовал за отмену соглашений стран Антанты по Германии. Статью не опубликовали. Мало того, ему предложили больше вообще не приходить в редакцию. Обиженный Бергер ушел, хлопнув дверью, но на прощание пообещал когда-нибудь вернуться, чтобы разобраться с засевшими здесь предателями нации.