– О деле думай!

Кожанов вышел из спальной комнаты, прошел в кабинет. Картину, на которой был изображен дом на берегу моря, увидел сразу. Она, как и говорила Голубева, висела между книжных шкафов. Кожан подошел к картине, взялся за багет, намереваясь сдвинуть в сторону, но картина осталась на месте, словно была прибита к стене гвоздями. Кожан вспомнил слова жены убитого коммерсанта и приподнял нижний край. Раздался щелчок, и багет, выйдя из пазов, свободно отошел в сторону. За картиной открылась ниша, а в ней – сейф. На панели слева – десять клавиш. Бандит нажал на шесть из них. Дверка сейфа открылась. Внутри лежали пачки тысячных и пятитысячных купюр, а также пачка евро, стянутая резинкой. Кожан довольно усмехнулся. Вытащил из кармана пакет, сложил в него деньги. Осмотрел внутренности сейфа. Кроме каких-то документов, ничего ценного больше не нашел. Прикрыл сейф, картину на место возвращать не стал. Незачем! Да и Демьян приказал имитировать ограбление, сейф или какой-либо тайник не закрывать. С пакетом он зашел в спальню, сказал, взглянув на Окунько:

– С сейфом баба не набздела, посмотрим, что с ценностями.

Положив пакет на стол и, закрыв опорожненный сейф, Кожан спустился в гостиную. Шкатулку нашел там, где сказала Голубева. Открыл крышку, благо шкатулка не была закрыта. Открыл и присвистнул: она доверху была заполнена драгоценными украшениями. Чтобы рассмотреть их, Кожан высыпал содержимое шкатулки на столик. Увидел и перстни с большими, переливающимися в свете фонаря камнями, и броши, и цепочки, и подвески, и колье – много чего, что стоило немалых денег. Мысль прихватить что-нибудь себе пришлось отбросить. Унести отсюда можно, но Демьян найдет, обязательно всех обыщет. А найдет – лишишься не только заначки, но и головы. Тем более что при назначенном вознаграждении рисковать из-за лишних двухсот-трехсот тысяч станет лишь глупец. Сбросив драгоценности в кейс и осмотрев дом, Кожанов выглянул на улицу. Ренькова не увидел, поэтому тихо позвал:

– Лысый!

Тот внезапно возник из-за угла.

Старший банды от неожиданности вздрогнул, сплюнул на брусчатку двора:

– Тьфу ты, черт бы тебя побрал! Отозваться не мог?

– А че отзываться, если рядом!

– Рядом… Что тут у нас?

– Да все спокойно, тихо, только промок я.

– Не растаешь, не сахарный!

– А у вас какие дела?

– Все ништяк! Что надо, нашли. Осталось с бабами разобраться – и сваливаем!

– Я бы тоже не прочь засадить хоть мамаше, хоть дочери.

– Оторвешься в городе. Мы все оторвемся в городе. С такими деньгами, что получим за Голубевых, все шлюхи Блачинска будут наши.

– Ага! Если Демьян не запретит светиться.

– Тогда трахнешь свою хозяйку, у которой хату снимаешь.

– Та никуда не денется, разнообразия хочется.

– Короче, Лысый! Кончай ненужный базар. Будь внимателен, где-то через полчаса-час сваливаем. Смотри тут, чтобы никто из обитателей поселка случайно возле усадьбы не оказался, а с расслабухой я тебе помогу, если что.

– Деньги бы взять…

– Возьмем! В этом не сомневайся. Ладно, пошел я, пора заканчивать спектакль.

Лысый смахнул с физиономии капли дождя:

– И че я не с вами?

– Каждому свое! Исчез!

Кожанов закрыл дверь, направившись в спальню. Реньков, вздохнув, вернулся на свой наблюдательный пост, в кусты у лавки, где он так неудачно схватился с охранником. А в доме началась кровавая оргия – заключительный этап преступной акции бандитов Демьяна против несчастной семьи Голубевых.

Кожан вошел в спальню, поставил кейс на столик, рядом с пакетом.

– Ну, что? – спросил Окунько.

– Все о’кей, Окунь! Не обманула нас Ирина Петровна. Что ничего в принципе не меняет. Давай кончай дочь, а я займусь мамашей. На все у нас с тобой не больше получаса.

Женщина вскричала:

– Что вы задумали? Мы же отдали вам все! И вы говорили, что не имеете приказа убивать нас.

Кожанов усмехнулся:

– Я обманул тебя, дурочка. А что мы задумали? Отвечу! Доставить вам, сучкам, удовольствие перед смертью.

– Беги, Галя! – закричала Ирина.

Кожанов ударом кулака лишил ее сознания, проговорив:

– Куда ж она убежит? – Повернулся к Окунько: —Ну, что застыл? Мокрощелка твоя.

Окунь, засопев, начал срывать с себя одежду. Галя попыталась вырваться, но бандит схватил ее за волосы и ударил лицом о комод. Затем, повернув на спину и раздвинув ноги, грубо вошел в девочку. Она закричала, но рот зажала рука в перчатке. От боли в глазах подростка потемнело. Вскоре она перестала сопротивляться. Тело отяжелело, боль притупилась, сознание затуманилось. Лишь часто билось сердце, и его удары молотом отдавались в висках.

Кожанов сбросил бесчувственное тело Голубевой на ковер, снял брюки, после чего, сорвав веревки вместе с комбинацией, навалился на ее спину, застонал от удовольствия…

Насилие продолжалось около двадцати минут. Первым с 14-летней девушки поднялся Окунько. Он был в крови. Сказал:

– Я кончил, Кожан, три раза, ништяк!

Кожан тоже поднялся:

– Хороша мамаша!.. Быстро в душ, смой кровь – и сюда. Как обмоешься, не забудь перчатки вновь надеть.

– Ага! Я быстро!

Кожанов, натянув брюки и надев туфли, осмотрел место преступления. Предприниматель свесился с кровати, под его головой образовалась приличная лужа крови. Его дочь, растерзанная, порванная, лежала, раздвинув ноги, у комода; грудь часто и высоко поднималась, глаза закрыты. Находилась в шоке. Тем лучше. Не поймет, как умрет. Ирина находилась в сознании. Избитая, она медленно ползла к окну. Кожанов усмехнулся: решила позвать помощь? Он преградил ей дорогу, присев на корточки и достав нож. Спросил:

– Куда это вы направились, Ирина Петровна?

Разбитым ртом женщина ответила:

– Сволочь, нелюдь, зверь! Тебе это так не пройдет. Подохнешь скоро, падаль.

– Вот ты как заговорила? И это вместо того, чтобы благодарить за удовольствие, доставленное тебе? Признайся, такой кайф ты с мужем не испытывала никогда.

– Тварь!

– Что ж, хватит базаров. Пожила красиво, достаточно. Не бойся, дурочка, всем когда-нибудь придется лечь в землю.

Вздохнув, Кожанов схватил женщину за свалявшиеся волосы, поднял голову и вонзил нож в горло несчастной. Отпустил рукоятку, поднялся:

– Вот и все, оттрахалась, сучка.

Вошел одетый Окунько. Кожанов кивнул на Галину:

– Кончай девчонку, пора уходить!

– Это мы быстро, это сейчас!

Бандит также достал нож и, не дрогнув, перерезал девочке горло. Встал: