сорок, хотя лицо — черное, будто обугленное, худое, иссеченное морщинами, с крупным, похожим на клюв носом и твердыми желваками скул — было из тех, по которым трудно судить о возрасте. Улыбнется — скажешь тридцать, нахмурится — дашь все пятьдесят.

Молодые археологи давно знали друг друга. Двое работали в Институте археологии, двое были студентами. И только вот этот пятый, Арсений Викторович, который им, юным, казался стариком, появился в экспедиции всего с неделю назад и держался как-то на отшибе. Был он молчалив (может, потому, что заикался?), скуп на улыбки, и вообще неясно, какой судьбой занесло его сюда? Ведь он не археолог, не этнограф, и не антрополог, зачислен в отряд простым рабочим, а между тем окончил какой-то техникум и, судя по его обрывистым репликам, зимовал на Крайнем Севере, плавал на китобойце и даже в Египте побывал. Говорили, что он был тяжело ранен на войне, попал в плен, больше года находился в концлагере, бежал. Ходили слухи, что у него при бомбежке погибли жена и ребенок. С тех пор он и живет так, бобылем. Мотается по белу свету. Словно лопнуло что-то у него в душе, и никак не может он найти покоя, пристанища, найти свою «точку» на земле.

Так говорили. Но точно никто ничего не знал. А сам он не располагал к расспросам.

Болтали и другое. Кто-то из землекопов рассказал Симочке, что действительно сидел Старик в лагере. Но вовсе не у немцев. А просто — пытался ограбить кассира. Однако кассир не струсил, стал отстреливаться. Потому — и шрам у Старика под ухом. Из-за этого, мол, его и к настоящей работе теперь не подпускают. Вот и шастает по раскопкам.

Всяко про него трепали. Но где правда? А впрочем, это и не очень-то интересовало археологов. В экспедициях всегда позарез нужны руки, привычные к лопате. Тут — в пустыне, или на Магадане, или в Абакане — в анкетах не очень-то копаются. Человек — он человек и есть. Сам себя покажет.

Пятеро шли через пески. От места аварии до «каменных баб», если верить местным жителям, было километров восемнадцать. Но что такое восемнадцать километров для молодых, здоровых ребят, тем более, когда рядом девушка, невысокая, симпатичная Симочка.

Молодежь шагала бодро, а Симочка даже завела песню:

Ели вы когда-нибудь

Из колбасы шашлык?

Попробуйте, попробуйте,

Проглотите язык!

— Отставить! — сухо оборвал Арсений Викторович. — Не на посиделках. Собьете дыхание…

Симочка подняла свои тоненькие бровки, но петь не перестала. Принципиально.

«Собьете дыхание» — ишь ты! Ну, собью, так посижу, отдохну — не на марше ведь! И вообще — что этот Старик командует?! Ведь старшим назначен Кирилл».

Симочка недолюбливала Старика. Почему? Трудно объяснить. Может быть, потому, что однажды он сказал: у Симочки «тридцатипроцентные бровки»: остальные семьдесят процентов выщипаны. И недалекая, самолюбивая Симочка никак потом не могла ему простить эту едкую шутку. А может, потому, что у Старика была неприятная привычка — цокать зубом. То и дело со смаком втягивал он в себя воздух из дупла. Симочку прямо-таки корежило от этого противного звука. А может, были и другие, более веские причины.

Прошли еще километра три. По рассказам местных жителей уже должны бы добраться до колодца. А его все нет…

— Туземные километры, — усмехнулся Старик. — Кто их мерил?

Ему не ответили.

Прошли еще километра четыре. Вот и колодец! Чуть не бегом кинулись к нему. Симочка первая, сорвав с лица темные очки, наклонилась над черной дырой. Пахнуло прелой гнилью. Камни густо облепила серая масса, высохшая плесень. Часть облицовки обвалилась, ворот разрушен.

— Весело! — прошептала Симочка.

Кто-то из парней протяжно свистнул.

До «каменных баб» еще километров восемь. А фляги уже почти пусты. Местные жители уверяли, что на пути — древний заброшенный колодец. Там можно пополнить запас воды. И вот — пожалуйста!

— Все ясно, — закурив, сказал Старик. — Без воды, как известно, ни туды и ни сюды. Надо поворачивать…

— Поворачивать?! — вскочила Симочка. — Без результатов? Ну, знаете…

Кирилл, влюбленный в Симочку, сухой, длинный, как оглобля, археолог, кандидат наук, сказал:

— Может, оно и мудро, но как-то… некрасиво. И не привыкли мы, молодежь, бросать начатое. Дойдем!

Он посмотрел на Симочку. Всегда, сказав что-нибудь, он смотрел на Симочку. Словно проверял по ее лицу: так ли? В точку ли?

— Дойдем! — поддержали Мотя-Котя. Так все в отряде звали двух неразлучных друзей, студентов Матвея и Константина.

— Ну, предположим, дойдем, — согласился Старик. — А обратно? Без воды…

— Ничего! — воскликнула Симочка. — Можно денек и без воды. Люди по трое суток не пили.

— И вообще, — добавил Кирилл. — Впятером там делать нечего. Сфотографировать «теток», сделать обмеры — работа всего на час для двоих. Так что, у кого нервочки, вполне может вернуться…

Старик пристально посмотрел на него, даже шрам на шее побелел. Видимо, хотел сказать что-то резкое, но сдержался.

И снова пятеро зашагали песчаной тропой.

Впереди шли Мотя-Котя. Котя был коротышка, ниже Симочки, и это очень огорчало его. Он даже старался по возможности не стоять рядом с длинным Кириллом. Был Котя застенчив и молчалив. Его друг Мотя шутил, что, будь справедлива поговорка: «молчание — золото», Котя давно уже стал бы Рокфеллером.

Сам Мотя был тоже невысок, но, в противоположность Коте, весьма речист. На все упреки он усмехался: «А я и за себя, и за Котю».

Был он добродушен и любил мурлыкать одну и ту же милую песенку:

В лесу родилась елочка,

В лесу она росла…

И сейчас Мотя-Котя шли впереди. Мотя что-то говорил. Котя изредка молча кивал.

…Когда фляги пусты — пить особенно хочется. И хотя недавно никто даже не думал о воде, теперь, когда выяснилось, что ее нет, все вдруг остро ощутили жажду. С каждым километром она жгла сильней.

Но вслух никто о воде не вспоминал. Словно в той детской игре: «да» и «нет» не говорите, «черное» и «белое» не покупайте…

Симочка старалась отвлечься, оживленно спорила с Кириллом о концертах Имы Сумак, о кинофильме «Ночи Кабирии», о том, могут ли быть здесь «каменные бабы», или это просто вымысел местных жителей. Кирилл ведь был известный «бабник». Так в шутку называли его друзья, потому что он опубликовал уж две статьи о «каменных бабах» в Сибири.

— Да, странно, — сказал Кирилл. — Обычно изваяния находятся возле рек. А тут — в песках…

Он покачал головой. Голова Кирилла походила на негатив: лицо черное, загорелое, а волосы русые,