Развитие политической ситуации в Европе и на территории бывшего СССР в период, последовавший за так называемой «перестройкой», инициированной Генеральным секретарем ЦК КПСС М. С. Горбачевым, указало нам, как сложилась бы судьба «пражской весны», если бы этот политический проект не сделался жертвой советской агрессии. Русские поступили в отношении Чехословакии сурово и даже подло, но лидеры западных стран также не желали развития «социализма с человеческим лицом». Отношение правящих кругов Запада к правительству Дубчека оставалось двойственным: с одной стороны, они радовались возможности усилить свое влияние на одну из стран Восточной Европы, попавшей в зону советского контроля, с другой стороны, политический проект «социализма с человеческим лицом» попадал в контекст бурных левых выступлений в Европе в 1968 году, заставивших власти Запада испытать тревогу на грани паники. Левые политические выступления в Западной Европе 1968 года достигли такого размаха и подавлялись полицией и армией западных стран с такой решительной суровостью, что это мало чем отличалось от подавления «пражской весны» войсками социалистических государств. Если бы советская военная машина не уничтожила «пражскую весну», эту весну уничтожили бы с неменьшей жестокостью власти Запада. Миф о том, что капитализм неразрывно связан с демократией и плюрализмом, развеялся в наши дни без остатка, и не приходится сомневаться, что Капитал терпел «социализм с человеческим лицом» лишь до тех пор, пока этот проект развивался в зоне советского влияния, тем самым ее дестабилизируя.

Но в обоих случаях — как в случае вторжения в Чехословакию, так и в случае с государственным переворотом, осуществленным в Чили генералом Пиночетом с помощью спецслужб Соединенных Штатов, — обращает на себя внимание тот факт, что эти события, панически ставящие крест на попытке осуществления социалистических, открытых, гуманных и гласных обществ и в то же время фактически отменяющие национальную независимость этих государств и населяющих их народов, оказались выдержаны в духе истории и традиций этих стран.

Тот вульгарный психоанализ, что давно пропитал то понимание нации, которое поддерживает буржуазия, обозначил бы эти два сценария как садистический (Чили) и мазохистический (Чехословакия). Чешский эротический флюид, проистекающий из ситуации глубокого поражения и подчинения, возводит свою историю к поражению в битве при Белой Горе, после какового аристократия германских княжеств, с благословения Рима, физически уничтожила чешскую аристократию, заменив ее собой. Национальный дух, гений места, изначально подтачивал смелые политические проекты Дубчека и Альенде, и, как это ни печально, следует признать: национальные духи этих стран выступили на стороне их поработителей. Авторитарное и кастовое значение армии в Чили, садистический культ войны — все это сработало на Пиночета и ЦРУ. Мазохистическая мудрость и юмор чехов сработали на Брежнева, Гусака и КГБ.

Эти две ситуации 1968 и 1973 годов заслуживают пристального внимания в наши дни, поскольку это дает нам шанс ответить на важнейший вопрос: почему национальные духи различных народов и стран не оберегают их от добровольного (или внешне добровольного) растворения в сети неокапиталистической глобализации? Национальный дух есть сумма эротических и мистических мифов, отражающих то, что можно назвать «поэзией ниши» — тайны ландшафта, запечатленные в языке. Однако в этих истоках содержится древнее зло, древний изъян, заключающий сексуальную энергию людей в косные формы укоренившихся в той или иной местности извращений. Этот яд вроде местного источника, эха пещер или горных ущелий, яд судьбы, и он порождает такие изъяны, которые и погубили левую революцию. Застарелые формы постижения жизни мешают наслаждению масс свободно трансформироваться в поток революционного секса: того секса, который есть предстояние перед пустыней.

Секс как предстояние перед пустыней — вот о чем я говорю! И когда я говорю это, я представляю себе два гигантских лица, мужчины и женщины, лица почти одинаковые, омываемые сухим и горячим ветром пустыни. Вот о чем я говорю! Революционный секс нельзя скомпрометировать, можно лишь забыть о нем, и в забвении рождается то, о чем не говорят, нечто живое и невидимое — революционная нежность, чистая и скромная, как снег, как живая нежность отдыха и смерти, — рождается душа нового. Душа Революции — Космической Революции будущего.

Это луч прямого света, и его не растворить в среде других желаний, не вплести пестрой нитью в демократический узор иных возбуждений, потому что ни во что не вплетается прямой луч света, каким является революционный секс, рассекающий вещи и исчезающий, оставив все на своих местах, лишь обугленная линия укажет, где случилось потрясение.

Секс как соратничество в борьбе за свободу. Свобода безгранична и открыта, как безграничны и открыты бесчисленные возможности борьбы за нее. Эта борьба может вершиться незаметно, невидимо, микроскопично, она может концентрироваться в одном слове, в одном вздохе, в одном поцелуе, в одном объятии…

Классический марксизм близок к тому, чтобы считать: свобода равна борьбе за нее. Национальные государства и национальные духи порождены романтизмом, и этот романтизм под ударом, но под ударом и мир национальных государств.

Капиталистическая глобализация играет с национальными духами в интересные для них игры и убивает их незаметно, мстя им за их глубину. Левый революционный секс оказался бескомпромиссным, он весь — чистое будущее, забытое и преданное будущее, которое, тем не менее, настанет! Оно настанет тогда, когда национальные духи запоздало почувствуют нестерпимую боль: боль оттого, что их почти больше нет. Тогда, на грани своего окончательного сгорания, они вспомнят о левом проекте, они вспомнят имена неудачников — Дубчека и Альенде. И тогда, в единый и страшный для Капитала миг, каждая страна вспомнит о своих Дубчеках и Альенде, о своих одиноких и отвергнутых героях, и тогда придет время прямого, честного света, придет время революционного секса!

Два огромных лица, мужское и женское, лица двух колоссов, почти одинаковые, омываемые сухим ветром пустыни, — вот о чем я говорю! Проект чистого, честного революционного секса — это луч честного света: этот луч не уравнять в правах с подневольными эротическими фантазиями — это разящий луч, он не вплетается ни во что, он просто проходит насквозь, делая вещи прозрачными, а безграничную власть превращая в пыль, развеваемую ветром.

Достаточно сказано, чтобы сделать политический вывод: левые движения должны отказаться от лозунга альтермондиализма: от согласия на единый, но более справедливый мир. Бескомпромиссная борьба против любого единства должна стать целью всех левых движений, однако мы знаем, что левые в оппозиции к национальным духам, и в этом их взрослая болезнь, от которой предстоит излечиться.

Три судьбы: Дубчек окончил свои дни как последний император Китая — работая мелким госслужащим; Сальвадор Альенде погиб, расстрелянный солдатами Пиночета; Кон-Бендит стал депутатом Европарламента. Это закономерно: проект объединения Европы являлся изначально левым проектом, и не следует забывать, что первым вошедшим в политический лексикон словом с приставкой «евро» стало слово «еврокоммунизм», родившееся в семидесятые годы двадцатого века.