Но никаких факелов. «Вы что, нас за идиотов принимаете?» — мотивировал отказ тот же инспектор, когда один из организаторов спросил об этом по телефону. Что касается размахивания знаменами — «в границах приличия».

Участников «широкой народной манифестации против ксенофобии и расизма» было гораздо больше, несколько тысяч, как выходило и по расчетам полиции, поэтому и условия были щедрее — в соответствии с демократическими установлениями о праве большинства. Если демонстранты соберутся не раньше чем в семь вечера (ни в коем случае не раньше!), то пожалуйста, Хюмлегорден в вашем распоряжении. И митинг на площади Сергеля проводите, только шествие должно двигаться по Кунгсгатан и Свеавеген, а не по Биргер-Ярлсгатан, не мимо Королевского сада.

На поддержание порядка был командирован весь наличный состав полиции Большого Стокгольма,[8]усиленный для надежности парой сотен человек из других регионов. Королевский сад был взят в «железное кольцо», проконтролировали и обезопасили буквально каждый метр маршрута обоих шествий, предусмотрели даже подвижный резерв за передовой линией. Короче говоря, все было сделано в полном соответствии с инструкциями и учебниками и самым наилучшим образом. Однако к восьми часам вечера в центре Стокгольма царил полный хаос: разбитые окна, перевернутые машины, летящие камни, распухшие губы и носы, синяки, сломанные ноги, даже одно ножевое ранение, воющие сирены, голубые проблески. Так что в управлении чуть не расхохотались, когда посреди всего этого бедлама позвонила пожилая дама и сообщила, что кто-то намеревается убить ее соседа.

Между 20.05 и 20.20 она позвонила по экстренному телефону 9 00 00 трижды. В первый раз ее сразу соединили с полицейским управлением. Голос звучал очень возбужденно, и все же дама начала с того, что сообщила свое имя и адрес: «Родмансгатан… Наверху, около церкви Энгельбрехта, ну вы знаете». После этого она произнесла следующее — слово в слово, разговор по правилам был записан на пленку: «Вы должны приехать немедленно… Кто-то хочет убить моего соседа… Я думаю, он умирает».

Дежурная диспетчерша попыталась успокоить ее и попросила подождать, пообещав связаться по радио с патрульными службами. Пока она пыталась кого-то найти, разговор прервался: по-видимому, дама на другом конце провода повесила трубку.

Второй звонок раздался в 20.14, теперь дама почти не могла говорить, она только всхлипывала: «Вы должны приехать… вы должны приехать». В общей суете прервался и этот разговор, что, впрочем, не имело значения, так как свободной патрульной машины найти все равно не удалось.

Третий и последний раз она позвонила в 20.20. Теперь она отчаянно кричала в трубку: «Убийцы ломятся в мою дверь!» В этот момент к облегчению уже начинавшей нервничать диспетчерши инспектор Бу Ярнебринг достал из бардачка микрофон и ответил на вызов.

Он находился примерно в паре километров от места происшествия. В этот четверг, 30 ноября, в восемь часов вечера они с напарницей уже больше двух часов сидели в одной из самых неприметных машин отдела наружного наблюдения, неотрывно глядя на ресторан напротив. Сначала было две машины, но одну отозвали по причине нарастающих беспорядков в центре.

Задание было самое обычное — проверка полученного накануне «сигнала осведомителя». Если бы кто-нибудь из постоянно растущей компании полицейских бюрократов вел статистику так называемого наружного наблюдения, очень скоро он (почти всегда «он», в редчайших случаях — «она») обнаружил бы, что слежка, как правило, ни к чему не приводит. Как на охоте или рыбалке: весь смысл в неуверенности и ожидании — поймаешь что-то или нет, все равно интересно, особенно поначалу.

А рыбка, если верить словам начальника, была неплохая. Осведомитель (имя его держали в тайне, но всех их набирали, как правило, из преступного мира) сообщил, что объявленный в международный розыск иранский оптовый торговец наркотиками должен отобедать в этом ресторане, чтобы обсудить дела со своим подельником-соотечественником. Осведомитель откуда-то обо всем этом проведал.

Ярнебринг тоже родился не вчера, и из коляски его мама не роняла, поэтому он, естественно, спросил у осведомителя, с какого рожна они выбрали этот ресторан, где ничего кроме шведских национальных блюд не подают? На что тот ответил, что, дескать, Саддам любит экзотику, к тому же балдеет от шведских фрикаделек.

Слишком уж складно, чтобы быть правдой, подумал Ярнебринг, но, будучи неисправимым оптимистом и к тому же любителем охоты и рыбалки, торчал здесь уже два часа. Впрочем, эта затея ему начала надоедать, и от скуки он включил радио, чтобы послушать, что творится в центре, а услышал голос диспетчерши, тщетно призывающей откликнуться свободный экипаж патрульной машины.

Несмотря на жуткие помехи, он все же понял, что речь идет о насильственном преступлении на Родмансгатан, и поскольку он хорошо знал этот район, населенный в основном вполне достойными представителями среднего класса, то решил, что пожилой даме что-то померещилось.

И во второй раз он не спешил отвечать, хотя обратил внимание, что девушка-диспетчер заметно нервничает. Когда через несколько минут вызов повторился и в ее голосе уже начали звучать нотки отчаяния, он вздохнул, достал из бардачка микрофон и ответил.

— Ярнебринг слушает, — произнес он. — Чем могу помочь, малышка?

Какие к дьяволу фрикадельки! — подумал он со злостью.

Так что иранец на этот раз уцелел. Вероятнее всего, он и его подельник сидели вместе с осведомителем в другом конце города, жрали кус-кус и жареного козленка, или что там они едят, и до колик хохотали над идиотами полицейскими, наживающими себе геморрои на тесном сиденье в остывающем с каждой минутой автомобиле.

— Хрен с ним, с иранцем, — сказал он напарнице. — Рули на Родмансгатан.

Она кивнула, не говоря ни слова. Вид у нее был кислый. Должно быть, из-за того, что он назвал диспетчера «малышкой», подумал Ярнебринг. Хотя вообще-то напарница у него сегодня очень ничего, особенно для тех, кто любит темненьких. Сам Ярнебринг предпочитал блондинок. Или рыжих, только если они и в самом деле рыжие, а это большая редкость, решил он про себя.

Но машину она водит здорово, нельзя не признать. Два бешеных разворота — и они за две минуты добрались с Тегнергатан до названного адреса. По дороге он еще раз связался с «малышкой» и узнал код подъезда. Так что код у него был, а вот ключа от квартиры не было. Эту проблему он рассчитывал решить с помощью особой сумки с полицейскими специнструментами, которую всегда возил в багажнике.

— Сделаем так, — сказал Ярнебринг, когда она затормозила. — Я беру радио и проверяю квартиру, а ты убиваешь всех, кто попытается выскользнуть на улицу.

Наконец-то она улыбнулась. И в самом деле хорошенькая, подумал Ярнебринг, открывая дверь подъезда. Взбегая по лестнице, он вдруг почувствовал давно не посещавший его прилив бодрости.