Ответа не последовало.

— В прошлом году мы брали с собой на каникулы вашу книжку «Прогноз наоборот», — наконец нарушила молчание девушка. — Она вызывала у меня такое раздражение, что я заставила его, — она указала на своего спутника, — прочитать ее.

Парень кивнул:

— Мы не поняли концовку. Вся эта чушь так нас взбесила, что мы специально притащились сюда сегодня, надеялись получить хоть какие-то разъяснения. — Он сделал паузу, метнув испепеляющий взгляд на мой ящик с шампанским. — Но кажется, пришли зря.

Иногда литературные мероприятия неожиданно срываются, организатор предлагает вам пообедать дома у родителей его жены, и вы соглашаетесь.

Мы — организатор, я и еще несколько местных писателей — появились у дверей квартиры точно вовремя. Организатор нажал кнопку звонка, и это послужило немедленным сигналом для начала громкой собачьей какофонии. Судя по лаю, собак было две. Затем раздался женский голос: «Джулс, замолчи! Джим, умолкни сейчас же!»

Послышалось какое-то царапанье, очевидно, дверь пытались открыть — то ли хозяйка, то ли собаки. Дверь чуть-чуть приотворилась, лай стал громче.

Сухонькая женщина выглянула в щелочку, но еще до того, как она открыла рот, одна из собак протиснулась у нее между ног и начала носиться по выложенной мраморной плиткой площадке, захлебываясь лаем.

Это оказался боксер с шерстью цвета карамели и свирепой черной мордой. Прежде чем женщина успела сдвинуть ноги, на площадку вылетел второй боксер. Собаки рванулись к гостям, целясь в район гениталий, но в последнюю секунду изменили направление и проскочили мимо. Затем они возобновили атаку и снова принялись набрасываться на нас, в то время как хозяйка пыталась их успокоить: «Джулс, Джим, прекратите сию же секунду!» Боксеры громко и беспрерывно гавкали, бегали кругами, злобным рычанием реагируя на каждое движение гостей. Я старался перемещаться медленно и осторожно, чтобы лишний раз не нервировать и не злить собак. Я до ужаса их боюсь. Сам не помню, но мне рассказывали, что в детстве, когда я лежал в коляске, соседская псина по кличке Трикси укусила меня за голову, и с тех пор где-то на дне моего сознания навсегда поселился страх.

Боксер сидит передо мной на задних лапах, лает так, что чуть не лопаются барабанные перепонки, и скалит клыки, а я изо всех сил стараюсь быть любезным с хозяйкой. Второй пес где-то сзади. В коридоре горит свет, и я вижу, что в приступе возбуждения собаки все описали, в том числе мои туфли и брюки. «Что вы наделали, негодники! — вопит хозяйка. — Джулс, Джим, прекратите немедленно!» Собаки точно взбесились: они продолжают носиться по коридору и лестничной площадке, стуча когтями по полу, разбрызгивая струи мочи во все стороны. «Как вам не стыдно! А ну-ка идите на место! Быстро домой!» Я кое-как изображаю светский поцелуй, хозяйка, не переставая вопить, выразительно закатывает глаза. «Счастлив познакомиться», — бормочу я. Она кивает. Следующий по очереди гость делает попытку обнять ее, но она нагибается и хватает не то Джулса, не то Джима за ошейник с металлическими заклепками и зашвыривает боксера в коридор. Обе собаки убегают в комнату. «Бесстыдники! Каждый раз одно и то же. Джим, Джулс, больше я вас предупреждать не буду!» На короткое время собаки исчезают в глубине квартиры.

Хозяйка выпрямляется и заканчивает процедуру приветствия гостей. Положение абсурдно донельзя. Должно быть, эта сцена повторяется всякий раз, как звенит дверной звонок. Эти люди пригласили нас. Мы явились вовремя. Почему они не заперли своих собак?

«Песики совсем безобидны и никого не кусают, — уверяет нас хозяйка. — Просто они немного нервничают при виде чужих». А значит, проблема в гостях. Вот кого надо винить. Если бы не они, собачки сейчас мирно спали бы.

Мы снимаем пальто. Лай не прекращается. Псы вылетают из дальней комнаты и опять бросаются в атаку. Они точь-в-точь как настоящие боксеры, начавшие следующий трехминутный раунд. Собаки прыгают и гавкают, писаются и скребут пол когтями. «Джулс, Джим, прекратите!» Эти создания со своими сморщенными угольными мордами и оскаленными белыми зубами на редкость уродливы. Когда одно из них кидается в мою сторону, я замираю от ужаса. Очень медленно и аккуратно, стараясь не делать резких движений, я передаю пальто хозяйке.

В конце концов мы все проходим в гостиную и, соблюдая осторожность, рассаживаемся. Мерзкие собаки скачут по всей мебели, хозяева перекрикивают оглушительный лай. «На место, Джулс! Джим! На пол! Фу!»

Джулс и Джим запрыгивают на диван рядом со мной и, прежде чем я успеваю отвернуться, демонстрируют мне свои задницы. По обе стороны заднепроходного отверстия, обтянутого черной складчатой кожей, у боксеров торчат маленькие клочки шерсти, эдакие мохнатые завитки. Перед едой как-то не очень хочется разглядывать подобные детали, но, увидев это зрелище в упор, из памяти его не сотрешь.

Хозяйка поднимает всех на ноги и ведет в столовую, которая выходит на балкон. И она, и ее супруг уже пообедали, поскольку правильный режим питания полезен для здоровья. Они сядут с нами за стол, однако есть не будут. Они немолоды и вовсе не выглядят здоровыми, несмотря на правильный режим питания. У обоих одышка. Муж хозяйки тучен, с губами тревожно-синеватого оттенка. Грузный живот обтянут плотным шерстяным свитером. Супруги и сами понимают, что собак надо как-то усмирить, и хозяйка закрывает боксеров на балконе. Противные твари начинают скулить и громко скрести когтями балконную дверь. Вдобавок они хрюкают и пускают под себя струю.

Хозяйка, теща организатора, накрывает на стол. Гости едят, тесть с тещей курят одну сигарету за другой. Суп отдает чем-то непонятным — собачьей мочой, наверное. Привкус не то чтобы неприятный, но странный: чувствуется едва заметный след сорочьего жира или дерьма летучих мышей — чего-то такого, чего ты раньше не пробовал, и совсем неаппетитного. Запертые на балконе собаки так скребутся и воют, что один из гостей предлагает впустить их, чтобы стало немного тише. Хозяйка встает и открывает дверь. Боксеры в полном восторге врываются в комнату, чуть не сшибив ее с ног. Они скачут взад и вперед, лазают под столом и нашими стульями, тычутся во все мордами, а изо рта у них веревками свисает липкая белая слюна. Я плотно сдвигаю колени, чтобы адские создания не пролезли у меня между ног и не стали обнюхивать промежность. Собачьи слюни на брюках, да еще в таком месте, смотрятся непривлекательно. Во время еды я то и дело опускаю руку под стол и неизменно ощущаю под пальцами мокрую выпуклость. Коснуться собачьего носа — все равно что накрыть ладонью целую тарелку холодных слизняков.

После супа следует горячее. Хозяйка подает ветчину с горошком. Блюдо приготовлено на том же сорочьем жире или мышином помете, который был добавлен в суп. Цвет ветчины варьируется от темно-бордового до черного и густо перемежается слоями белого. В горке горошка лежит недоваренное яйцо-пашот. Я разрезаю его и смотрю, как желток растекается по зеленому горошковому полю. Потом пожилой хозяин заходится в приступе кашля. Звук такой, будто в груди у старика пересыпается гравий или полусырые яйца-пашот просятся из желудка обратно наружу. Справившись с приступом, хозяин закуривает сигарету. Слышится явственный звук льющейся жидкости. В коридоре Джулс писает на выложенный плиткой пол. Звенит дверной звонок, и собаки устраивают сумасшедший дом по новой.